«Сирены» атакуют
Шрифт:
Может быть, расчет делается как раз на то, что они уберутся? Или уберутся, но не все? Или все, но кто-то вернется? И чей это расчет?
Поразмыслив, он изменил свое мнение.
– Вот что, мой дорогой Кирхенау - Он сел напротив Отто и крепко сжал ему запястья.
– Я передумал. Мы известим власти, но позднее.
Тот глядел на него непонимающими глазами.
– Позднее, - терпеливо повторил фон Кирстов.
– Хотя бы завтра.
– Почему?
Надо было что-то соврать.
– Необходимо отвести от себя всякие подозрения. И мне придется
– А что делать с этим?
– Фон Кирхенау покосился на труп Маркса.
– С ним? Ничего. Положим на место.
– То есть как, на какое место?
– Туда, где нашли…
– Нет!
– взвизгнул Отто.
– Я к нему не прикоснусь! И… вы что же - хотите сказать, что мне предстоит спать с ним в одном помещении? Да я лучше… я лучше отправлюсь в русскую тюрьму!
– Вы, может быть, и отправитесь, но мне этого совершенно не хочется, - спокойно возразил Эрих.
– И я постараюсь не допустить такого оборота событий. Вам не нужно к нему прикасаться, я сделаю все сам.
– Но я не засну, - тот едва не плакал.
– Заснете, - уверенно ответил фон Кирстов.
– Но как?
Эрих ничего не сказал, только кивнул на початую бутылку «Столичной».
…Когда спустя полчаса фон Кирхенау повалился без чувств и захрапел, Эрих глубоко вздохнул, еще раз прошелся по номеру и остановился перед телефонным аппаратом. В его глубинах, как он давно и точно установил, находился «жучок», аналогичный тому, что сжимал в кулаке мертвый Людвиг. Неизвестные установщики устройства слышали весь их разговор. Неизвестно, какие выводы они сделают из услышанного. Оставлять труп в номере, безусловно, крайне опасно. Приходилось надеяться, что слушающие поняли Кирстова именно так, как он хотел.
Но всякой откровенности есть предел.
Он налил себе щедрую порцию, выпил и вышел в коридор. Изображая чуть нетвердую походку, постучал в третью дверь от лестницы слева. Хельга Лагенербе, которую туда поселили, сначала должна была делить помещение с какой-то простой русской бабой. Но потом неразбериха усилилась, и Хельге дали-таки отдельный номер.
Дурацкая путаница или нечто большее?
Русскую поселили с Ирмой Золлингер, благо та ничего не имела против.
Итак, никаких доверительных бесед при «клопах»…
– Фройляйн Лагенербе?
– Голова фон Кирстова просунулась в номер.
Хельга - высокая и худая, сплошные мышцы - стояла возле окна, одетая к выходу.
– Позвольте пригласить вас прогуляться, - любезно предложил Эрих.
– Я слышал, здесь есть казино…
Изображая идиота, он, естественно, переигрывал. Какое может быть казино в православной обители?!
Хельга ответила ему ледяной улыбкой.
– С большим удовольствием, герр Кирстов.
Кутаясь в куртку, она вышла; в коридоре Эрих галантно взял ее под руку и повел к выходу.
– Работаем сегодня, - произнес он негромко.
– Маркс мертв. Он у меня в номере.
– Браун?
– Голос Хельги был абсолютно спокоен.
– Я почти не сомневаюсь.
– Но он не один.
– И это более чем вероятно.
Непринужденно беседуя, они спустились в вестибюль.
Каретников прослушивал запись, по ходу пытаясь проанализировать ситуацию и принять решение. Действовать предстояло быстро.
– Этих двоих не трогать, - произнес он сквозь зубы.
– Тут какая-то своя игра, и надо дать им проявиться. Не пересекаться и ни в коем случае не мешать - разве что при прямом нападении…
– Нападении - на кого?
– спросил Флинт.
Посейдон задумался.
– На нас, - ответил он после паузы.
– Насчет остальных я пока ничего не могу сказать. Придется действовать по обстоятельствам.
– Думаете, они и есть наши объекты?
– В голосе Флинта звучало сомнение.
– Вполне возможно, но я не уверен. Похоже, что группа более разнородна, чем нам представлялось. Налицо столкновение каких-то интересов. Все за то, что Кирстов и Кирхенау не убивали Маркса, - во всяком случае, один из них точно не при делах. Иначе в происходящем нет никакой логики.
Вошел Магеллан.
Остальные было вскинулись, готовые к неожиданностям, но при виде товарища расслабились.
– Люди Гладилина в вестибюле, - доложил Магеллан.
– Самого его не видно. Катер на месте.
– Ты выяснил, где он остановился?
– Ему дали второй номер. Дверь заперта, никто не отвечает.
– Он опрашивает монахов, - подал голос Торпеда.
– Я видел, как он направлялся к игумену.
– Так это когда было, - поморщился Посейдон.
– У него работы непочатый край. Паломники, родители ребятни из лагеря, те же немцы…
– Тогда почему его люди бездействуют, сидят внизу?
Торпеда пожал плечами:
– Они не следователи, полномочий не хватает.
– Очень странно, что прислали такую маленькую группу, - пробормотал Посейдон.
– Он должен был запросить больше.
Посмотрел на часы:
– Выходим через десять минут, разбиваемся по двое. Чайка, ты останешься здесь, будешь вести прослушку.
Чайка потемнела лицом.
– Шеф, - произнесла она негромко.
– Это откровенный сексизм. Почему я? Мне есть чем заняться. Моя дорогая соседка - фигура подозрительная, уж очень приветливая и сладкая, аж противно. Мне лучше быть к ней поближе…
– Она в номере?
– усмехнулся Каретников.
– Была в номере.
– Вот и слушай ее номер… Капитан, это приказ. Вы собираетесь возразить?
– Никак нет.
– Чайка испепеляла Посейдона взглядом.
Тот оставил ее недовольство без внимания, повернулся к остальным.
– Задействуем три направления, сходимся на косе. Выходим через окно. Все ловят маяк?
Маяк находился в закладке для ее безошибочного обнаружения в темноте.
– Если наш выход засекут, это будет означать полную демаскировку и срыв легенды, - заметил Мина.