«Сирены» атакуют
Шрифт:
– Госбезопасность?
– Монах обреченно вздохнул.
– Считайте, что так. Госбезопасность бывает разная. Одна сажает диссидентов в психушки, а другая обезвреживает бандитов.
– По мне все едино, - махнул рукой Зосима.
– Но теперь, открывшись, вы не оставили мне выбора, так?
– Получается, что так, - кивнул Магеллан.
– Тогда излагайте поскорее, чего от меня хотите.
– Ничего особенного. Того же, чем занимался Артемий, - информации.
– Артемий тоже был из ваших?
– Угадали.
– Чего там гадать… Все это поняли очень быстро.
– Все?
– быстро переспросил Магеллан.
–
– А что ж вы так убиваетесь по притворщику, Зосима?
– Человек же был. Мы не видели от него зла.
– Однако поглядывали на него волком…
– Грешен. Я предугадывал беды. Он лукавил, а лукавство поощрить невозможно.
– Он лукавил во благо.
– Все зло творится во благо…
Магеллан смотрел на инока со смешанными чувствами. Зосима выглядел странником, застрявшим на распутье. Бог говорил с ним противоречиво, сострадание соседствовало с неодобрением, скорбь с гневом, недоверие с желанием оказать помощь. Очень ненадежная фигура. Симпатичная чисто в человеческом смысле - пожалуй что да, но полагаться на него опрометчиво. К несчастью, другого выхода Магеллан - как и Посейдон - не видел. Теперь, после сказанного, уже поздно шерстить остальную братию.
Тон его сделался жестче.
– Наблюдайте за приезжими. Сообщайте нам о любой непонятной мелочи, даже если она покажется незначительной. И на этом ваши функции заканчиваются. Никто не ждет от вас профессионального шпионажа и стрельбы по движущимся мишеням. Вообще не стойте под стрелой.
Монах помолчал.
– Я должен получить благословение от игумена, - произнес он не менее жестко.
– Дело весьма серьезное.
– Очень не советую этого делать.
– Но настоятель знает, кто вы такие.
– Знает. Но он не знает о вас.
– Вы и его подозреваете?
– зло спросил Зосима.
– Оставьте подозрения нам.
– Магеллан в очередной раз дотронулся до его рясы.
– Никто не требует от вас обета молчания. Никто не записывает вас в кадровые сексоты. Вы все расскажете вашему игумену, но очень прошу вас сделать это после нашего отъезда. Чем меньше людей будет знать о содержании нашей деятельности, тем лучше. Вы в любом случае сможете покаяться - неужто Бог не простит вам?
Магеллан умолчал о том, что если придет соответствующий приказ, то беднягу Зосиму придется ликвидировать как посвященного - как бы ни противилось этому все существо спецназовца.
– У каждой работы своя специфика, - добавил он убедительно.
– Ваша требует молитв, созерцаний, медитаций… не знаю еще, чего. Вас благословляют на пост, наставляют, и это обычная практика. Она не кажется вам бессмысленным ритуалом. А наша работа тоже имеет особенности, и смысла в них не меньше, чем в ваших кадильницах… Давайте будем уважать друг друга.
Зосима думал так долго, что Магеллану захотелось взять его за ворот и хорошенько потрясти.
– Ну, извольте, - сказал монах, наконец.
– Я возьму на себя дерзость согласиться - да не усмотрит Господь в этом гордыни. Я чувствую себя принужденным, но что-то подсказывает мне, что я не должен отказывать вам.
– Очень хорошо, - быстро ответил Магеллан.
– Тогда не смею вас задерживать, почтенный брат, мы и так потеряли много времени. Занимайтесь своими делами и поглядывайте по сторонам, этого будет достаточно. Особо следите за нашими друзьями-иностранцами.
–
– Зосима впервые за весь разговор посмотрел собеседнику в глаза.
– Мы пока не знаем, но глупо скрывать, что они привлекают нас в первую очередь. Вы же сложите два и два.
– Чем же? Тем, что из-за бугра?
– Жаргонное словечко прозвучало в устах инока настолько неуместно, что спецназовец едва не расхохотался. Он понял, что Зосима с грехом пополам пытается разделаться с чувством неловкости.
– Нет, разумеется… У нас есть иные основания, вам ни к чему о них знать.
– Не настаиваю. Тогда вот вам первый доклад, раз на то дело пошло. Один из этих немцев не явился нынче к обеду.
Магеллан, собравшийся было отчалить, застыл как вкопанный.
– В самом деле?
– спросил он отрывисто.
– И кого же не было?
– Они называли его Людвигом, - сказал Зосима.
– Сильно удивлялись - куда он, дескать, пропал.
– Искали?
– Кто их знает.
– Зосима развел руками.
– Специально, по-моему, нет, игумену никто не докладывал. Но мне кажется, они должны рано или поздно обеспокоиться. В связи со смертоубийством…
– Да, конечно.
– Магеллан задумчиво почесывал подбородок.
– Значит, Людвиг.
– Да. Фамилию я не знаю.
– Это неважно. И паники нет?
– Во всяком случае, я не заметил. Хотя некоторые встревожились.
– Кто именно?
Монах наморщил лоб, взялся за бороду.
– Я ведь не знаю их поименно… Женщины - точно. И еще мужчина, высокий такой. Статный.
– Который с фоторужьем?
– Может быть, я ружья не видел.
– Попробуйте описать.
Зосима описал, как мог, и Магеллан узнал фон Кирстова.
– Очень хорошо, брат Зосима. Сердечное вам спасибо. Продолжайте в том же духе, и чуть что - сразу ко мне… Или к первому, кого встретите, лучше к шефу.
– Это который Сажин?
– Сажин, да. К нему.
Отпустив Зосиму, Магеллан поспешил в гостиницу, где доложил об услышанном Каретникову. Номер Людвига Маркса по-прежнему не прослушивался, но его сосед, Дитер Браун, после обеда вернулся к себе и с тех пор никуда не выходил.
Глава четырнадцатая
КТО ЕСТЬ КТО
Подразделения спецназначения по самому определению являются структурами глубоко засекреченными; это относится как к диверсионным, так и антидиверсионным отрядам. О российском спецназе мало что известно не то что за рубежом, но и на родине. А его подразделения в составе военно-морского флота вообще окутаны непроницаемой завесой секретности.
Последняя возникла не из стремления превратить в тайну все и вся, а исходя из требований действительности. Морской спецназ Советского Союза оставил далеко позади все страны вероятного противника в том, что касалось подготовки, тактики, вооружения и вспомогательной техники. Кроме того, в последние десятилетия существования СССР морские спецназовцы принимали участие в боевых операциях по всему миру - в частности, в Египте, Анголе, Никарагуа, Мозамбике, Вьетнаме, Эфиопии и прочих. Но информация об этих действиях не стала достоянием мировой общественности; груз ответственности взяли на себя соответствующие государства, которым Союз оказывал военную помощь. Отсюда и пошел режим строгой секретности.