Сириус Б
Шрифт:
Крысовский надавил на кнопку проигрывателя и из динамиков на него обрушился громкий вопль Гаги. От неожиданности он вздрогнул, болезненно наморщился и надавил на кнопку снова. Леди Гага умолкла, а салон БМВ сильно качнуло на ухабе, который был пропущен взглядом Крысовского во время всех этих манипуляций. Крысовский задумался о своей жизни, бизнесе, да и вообще - обо всем...
Ему почему-то вспомнился давний райкомовский кабинет, строгий черный костюм и крошечный значок с латунной лысой головкой на фоне миниатюрного красного флажка. Еще находясь в костюме инструктора райкома, Эдик-Эмилий был вынужден почитывать различные книжечки мистического плана со штампом "Для служебного пользования" в правом верхнем углу. Тогда считалось, что это полезно "для правильного формирования идеологического базара", как любил выражаться непосредственный
Вообще-то этот Невзлобин был всего на два года старше Эдика, но никто из активистов ни при каких обстоятельствах не решился бы назвать его просто Валерой даже в сауне, и это было не просто - дань уважения к должности, а нечто большее.
Именно Валерий Михайлович заметил в свое время Эдика Крысько, тогда скромного секретаря комсомольского комитета Бобровского автодорожного техникума и взял его в райком, а затем сделал инструктором по идеологии и заставил его читать книжки со штампами. Остальные коллеги Эдика не читали подобную литературу (да они, если честно, вообще ничего не читали, кроме докладов на собраниях актива, а доклады эти были написаны уже достаточно давно, и только слегка подновлялись ими время от времени), а Валерий Михайлович их и не принуждал. А вот Эдику-Эмилию приходилось читать все это в огромных объемах, а затем излагать свои впечатления о прочитанном в специальных коротких отчетах для Невзлобина. Возможно, тот тайно интересовался духовными вопросами, а времени для чтения не имел по причине большой загруженности комсомольской работой.
Крысовский очень быстро понял, какое это на самом деле фуфло - человеческая мистика. Написано-то было много всего, да что-то на небеса никто не возносился, в чистую энергию не превращался и даже огненных шаров из ладоней не испускал. Материалистический ум молодого, но уже опытного бойца пропагандистского фронта, ясно видел во всех этих книжках идеологическую диверсию.
Макулатура явно забрасывалась "оттуда" с целью размягчения мозгов у простодушных советских людей. И эти выводы со всей очевидностью подтвердились в перестроечные годы, когда хорошо знакомыми Эдику-Эмилию по комсомольской работе, книжонками стали торговать на всех углах и перекрестках, базарах и блошиных рынках уже без всяких штампов в правых верхних углах. Никто из бывших советских граждан на небо в результате этой торговли не вознесся, и чистым светом тоже не стал, что полностью подтверждало выводы Эмилия об изначальном предназначении духовной макулатуры, а главное - о ее происхождении. А вот с местными мозгами тогда точно стало твориться что-то неладное. Это неладное, будь оно неладно, постепенно росло, ширилось, захватывало все новые и новые слои, рубежи и позиции. А потом оно, это неладное вдруг взорвалось быстрой и ослепительной приватизацией, а на обломках всего остального образовался весь этот рынок. Вернее - рынки, на одном из которых Эмилий сейчас и подвизался со своими черными ангелами. И нужно сказать, подвизался весьма неплохо. Вот что значило - вовремя почитать правильную литературу и познакомиться со всем неладным заранее, а не как остальные местные. За это знакомство он был до сих пор искренне благодарен Невзлобину. И еще - после всего случившегося Эмилий плевать хотел и плевал на всевозможную мистику. Он был уверен, что современные шаманы за деньги могут выдумать все что угодно. Какая там мистика, что вы...
А вот древние теории греческих киников и стоиков вызывали у Крысовского симпатию. Они никак не противоречили марксистскому учению о наиболее полном удовлетворении потребностей и чуть позже, уже в эпоху дикого капитализма, помогали ему выживать на вновь образованных рынках, которые скоро и очень быстро распространились по одной шестой части суши. Кинизм оказался очень хорош для бизнеса, стоицизм - для езды по бобровским дорогам, а присущая Эмилию природная склонность к сибаритству подсвечивала весь этот духовный багаж мягким радужным сиянием потребительского отношения к окружающей действительности.
И он был далеко не одинок в своем древнейшем греческом неделании. Вся нынешняя элита Боброва, по наблюдениям Эмилия, определенно тоже была и сибаритами, и киниками, и в каком-то высшем смысле этого слова, стоиками. Конечно, Крысовский не мог сравниться в своем сибаритстве с хозяином водочного завода "Экстра-КТ" - господином Невзлобиным (да-да, тем самым Валерием Михайловичем), который содержал теперь сеть ресторанов "Патриций" с номерами для встреч на верхних этажах и с саунами в подвалах, но все же, все же...
Этот самый Невзлобин был известен теперь на весь Бобров не только своим водочным заводом, ресторанами и саунами, но также и тем, что для новогодних полян на своем предприятии заказывал бригады очень популярных в прошлом, а сейчас уже сильно престарелых западных звезд. Во время этих праздников (которые язык не поворачивался назвать "корпоративами") эстрадные европейские старики со слезящимися красными глазами стояли на худых подагрических ножках на сцене, стилизованной под отбитое донышко водочной бутылки и раскрывали полные фарфоровых зубов рты под фонограммы со своими древними мелодиями и напевами. Исполняя свои лебединые песни, они с ужасом наблюдали за упившимися бесплатной водкой мастерами, грузчиками, уборщицами и менеджерами среднего звена. Все эти измученные напряженной работой, штрафами и камерами видеонаблюдения, люди, скакали вокруг них как угорелые, чему-то ужасно радовались и громким хором подпевали им хриплыми голосами. Да, это было сибаритство очень высокого по бобровским меркам полета, так как певцы и певицы былого стоили очень дорого - от сорока тысяч зеленых за сеанс фанерного пения и выше.
– Чин, Чин, Чингисхан,- пропел Крысовский фальшиво и тихо.- Москов, Москов, оха-ха-ха-ха...
Крысовский нажал на кнопку, опустил боковое стекло и сплюнул под колеса встречной фуры. Конечно же, его поляны не могли тягаться ни в каком смысле с полянами Невзлобина (да и других видных предпринимателей Боброва), но это пока кризис не грянул, а там еще нужно будет, как говориться, посмотреть - кто скакнет выше, а кто и на спину прямо посередине поляны опрокинется.
Вообще же, под влиянием смеси из марксизма, кинизма, стоицизма и сибаритизма в голове Эмилия сложилось свое собственное представление о жизни.
Он считал, что жизнь похожа на африканскую зебру. Весь доступный человеку мистицизм как раз и заключался в этом неумолимом мелькании черных и белых полос. Ведь даже совсем глупому человеку могло бы со временем прийти в голову, что эти полосы мелькают перед его глазами не просто так, а по воле Невзлобина Эмилий сподобился понять все это в весьма юном возрасте. Очень может быть, что перманентное макание человека то в белое и теплое, то в черное и холодное, было отражением борьбы каких-то темных и светлых сил, а ареной борьбы этих сил человек и был изначально, онтологически. А при подобном духовном раскладе, если вдуматься, нет ничего практичнее древнегреческих философских теорий. Началась черная полоса - отключай кинизм и включай стоицизм. Пошла белая - делай наоборот. Вот и все. Единственное, что мог делать любой человек в подобной ситуации, так это только всеми силами расширять белые полосы и любыми доступными способами сужать черные и единственным недостижимым идеалом при таком раскладе являлась как бы мистическая зебра идеального белого цвета.
– Мой ласковый и нежный зверь, - тихо пропел Крысовский, - ты тайну мне свою поверь...
Он легонько нажал на педаль газа. БМВ уже въехал на центральный проспект Боброва и Крысовский пытался попасть в "зеленую волну", чтобы не стоять на практически пустых перекрестках под горящими красными глазами древних советских светофоров. Вдруг прямо перед лобовым стеклом возникло перекошенное злобой морщинистое лицо в потрепанном сером платке.
– А!
– вскрикнул Эмилий, вдавливая в пол педаль надежного немецкого тормоза, и резко выворачивая руль вправо.
Перекошенное злобой лицо быстро ушло в сторону, великолепные германские тормоза тихо скрипнули и удержали БМВ на дороге, а резкое выворачивание руля влево без проблем вернуло великолепную машину на дорогу. Прибавив газу, Эмилий птицей полетел от страшного места, но "зеленая волна" была безнадежно утеряна, и вскоре ему пришлось встать в жалкой пародии на полноценную автомобильную пробку перед ржавым светофором советского производства.
Вроде бы все обошлось, удара по корпусу БМВ точно не было, но перед глазами почему-то стояла ужасная сцена - машины с мигалками, раздавленный труп в сбившемся на затылок сером платке, злорадный блеск в хитрых глазах дэпээсников, суетливые белые халаты на фоне грязного снега, сваренная из арматуры клетка в помещении районного суда, а в самом конце - темное помещение с зарешеченными окошками и двухъярусными нарами.