Сириус Б
Шрифт:
– Я знаю, - сказал Эмилий. Он поставил локти на стол и спрятал лицо в ладонях, сразу сделавшись похожим на какого-то бескрылого военного ангела.
– А что мне еще остается? Кризис запаздывает. Спроса на нашу продукцию почти нет. Волатильность рынка ритуальных услуг остается высокой, - глухо сказал он в ладони.
– Но не могу же я производить фьючерсные операции с надгробными памятниками? Да и бирж таких еще не придумали. Это - кризис перепроизводства местного значения, Митроха. Скоро нам всем п...
– Ну-ну, - перебил его Митроха.
– Так уж прямо и сразу. Что же у тебя другой жизни, кроме этих надгробий совсем
– Почему нету?
– глухо спросил Подкрышен.
– Совсем недавно еще все было - и машина, и женщина, и квартира. А теперь вот - пожалуйста.
– Да, - согласился Митроха.
– Дела. Да ведь в жизни так часто случается, Миля, что же делать?
– А знаешь, Митроха, о чем я сейчас жалею больше всего?
– Об чем?
– с любопытством спросил Митроха.
– Я ведь в последнее время над национальной идеей много думал...
– Да ты что?
– воскликнул Митроха, складывая брови домиком.
– Да. Причем не о своей собственной, а об общей идее - идее для всех нас, в том числе и для тебя, и для Сивушек, и... еще для кое-кого, и даже для Силантия. Вот так. А получилось вот что.
– Вот это да, - потрясенно сказал Митроха.
– И как? Придумалось хоть что-нибудь?
– Нет, ничего не вышло. Тупо времени не хватило, я думаю, а теперь уже - все. Когда эту чугунную кичу банк "Экстра-Б" за долги заберет и думать негде станет. Эх, да о чем теперь говорить? Жалко мне, Митроха, просто до слез, что идею додумать не получилось, уж так жалко, что описать тебе не могу. Слов просто не хватает. Вот в чем моя главная печаль, Митроха, а все остальное так - пыль на ветру...
– Подкрышен придал своему лицу трагическое выражение и посмотрел вперед и немного вверх, как бы - куда-то вдаль.
– Послушай, Миля, - сказал Митроха.
– Может быть с твоими идеями, еще не все потеряно. У меня есть один знакомый человечек, очень знающий человечек. Может, он твоему горю с идеями и поможет.
– Знакомый человечек?
– с иронией спросил Подкрышен.- Твой знакомый? Поможет мне с национальными идеями? Нонсенс...
– А ты заранее-то жабры не раздувай. Ты просто не знаешь - что это за замечательный человек. Он, если хочешь знать, такие вопросы решает, космического, можно сказать, масштаба, что об них рассказывать тоже никаких слов не хватит. Причем, решает он эти вопросы так, что ни к кому даже не притрагивается. Да ему для тебя идею придумать - это как подгнивший лесной орех кулаком раздавить.
– Как это?
– А так - он пару раз присядет, потом подпрыгнет, в ладоши хлопнет и готово, все вопросы уже решены.
Подкрышену вдруг представился эдакий седой старец с огромным посохом и большой серой вороной на плече. Эдакий, умудренный мудростью веков, народный пророк. "А что если?
– подумал Эмилий.
– А что если - нет? Но что еще остается? А вдруг удивлю Невзлобина, да и погашу кредит, или хотя бы договорюсь об отсрочке?"
– Адресок дашь?
– спросил он, наваливаясь грудью на стол и запуская руку в коробку с конфетами.
– За кого ты меня принимаешь, Миля?
– спросил Митроха с грустью.
– Неужели ты думаешь, что с таким человеком можно встретиться так вот просто - заскочить на адресок и все. Он что - идейный адвокат какой-нибудь? Или корреспондент газеты "Эхо Бобровской Правды"? Ну, ты даешь, даже не ожидал от тебя такого.
– А как же с ним встретиться тогда?
– с недоумением спросил Эмилий, забрасывая в рот шоколадную конфету.
– Дело, конечно, непростое, - сказал Митроха, вставая с дивана.
– Я бы мог тебя проводить, но предупреждаю - путь будет нелегким.
– Я согласен!
– воскликнул Подкрышен.
– Когда выступать?
– Прямо сейчас. А чего нам ждать-то с твоими идеями?
– Может по коньячку на посошок?
– Это можно, - сказал Митроха, возвращаясь на диван.
– Грамм по сто на посошок и для храбрости еще никому и никогда не вредило.
Глава XX
Одна дорога - два пути
До Митрохиной усадьбы Подкрышен добрался в самом скверном расположении духа, не помог даже выпитый на дорожку коньяк. Сначала они с Митрохой долго ехали на переполненной маршрутке и какая-то хмурая тетка уронила ему на колени очень тяжелую сумку, а сидящий напротив молодой, но уже абсолютно седой человек с глубоким шрамом на подбородке всю дорогу хмуро всматривался в выглядывающие из-под пальто отвороты германской камуфлированной куртки и беззвучно шевелил при этом губами.
Когда они, наконец, приехали и начали выбираться из маршрутки, уже на выходе, протискиваясь через плотно спрессованные тела пассажиров, Эмилий кому-то наступил на ногу и получил два болезненных удара кулаком между лопаток. Когда же он развернулся и хотел ответить невидимому обидчику, тот быстро натянул ему на глаза толстую вязаную шапочку германского производства и ударил в подбородок так сильно, что Эмилий выпал из маршрутки прямо в глубокий сугроб.
– Ну, ты!
– закричал Эмилий, вскакивая на ноги, но Митроха его остановил, ухватив за воротник пальто.
– Не обращай внимания, Миля, - сказал он.
– Пойдем лучше. Нам еще четыре километра пешком отмахать нужно, а тропинку уже снегом заносит.
– Как же не обращать?
– возмущался Эмилий, поправляя вязаную германскую шапочку.
– Это же свинство! Как нам с такими манерами в Европу пройти? И ударили меня по спине пребольно...
– Да просто наплюй и все, - сказал Митроха, удаляясь в темноту.
– А потом молча проходи куда там тебе пройти надо. Подумаешь, по спине ударили, не по голове же...