Сириус. История любви и разлада

Стэплдон Олаф

Глава 4

Юность

В предыдущей главе я взялся описывать Сириуса щенком, однако, говоря о его слабостях и сильных сторонах, вынужден был забегать вперед. Его музыкальные опыты, например, всерьез начались только значительно позже. Теперь я должен больше сосредоточится на его подростковых годах и ранней зрелости, подготавливая читателя к рассказу о той поре его жизни, когда наши пути сошлись.

Уже подростком Сириус был крупнее большинства овчарок. Но, будучи высоким, он оставался тощим и голенастым, и многие замечали, что щенок «вытянулся не по силам». Не отличался он и отвагой. Обычная его осторожность в отношениях с другими собаками еще возросла, когда щенок в нескольких случайных стычках обнаружил, что большая голова его неповоротлива, а хватка зубов куда слабее, чем ему бы

хотелось. Эту слабость он в значительной мере преодолел с возрастом, когда достиг полной зрелости и постоянными упражнениями развил мышцы шеи соответственно необычной тяжести головы. Однако в юности ему было не равняться с более мелкими, зато опытными пастушескими колли.

Одна из таких овчарок, к несчастью, принадлежавшая соседу, завела привычку при каждой встрече гонять Сириуса. Однажды этот пес, носивший весьма подходящее имя Дивул Ду — Черный Дьявол — гнал Сириуса до самого дома. Тогда школьница Плакси, схватив швабру, ударами и бранью отогнала черного дьявола. Позже Сириус подслушал, как она рассказывала об этом случае матери. Рассказ закончился словами: «Боюсь, что бедняжка Сириус — совсем не герой». Слово «герой» было ему еще незнакомо, но в голосе Плакси, вроде бы просто шутившей, он уловил глубокое разочарование. И выскользнул из комнаты, чтобы поискать словарь. Ему пришлось потрудиться, переворачивая влажным языком тонкие страницы, но слово он нашел и огорчился при мысли, что Плакси не считает его героем. Потому что Оксфордский толковый словарь толковал этот термин как «мужественный, отважный, храбрый, яростный». Сириус должен был вернуть уважение Плакси, но как?

В тот день Плакси занималась исключительно кошечкой Трикси, сменившей Томми. Она уже привычно обращалась к кошкам, когда бывала недовольна Сириусом. Держала Трикси перед собой и расхваливала ее прекрасную пятнистую шубку и милый розовый носик. Сириусу подумалось, что девочка и сама на удивление походит на кошку, когда, замкнувшись в высокомерном горестном молчании, сидит, обнимая себя за плечи.

Вскоре после поражения, нанесенного ему Дивулом Ду, серьезный ущерб чести Сириуса нанесла Трикси. Кошечка запрыгнула на колени Плакси, и Сириус, не сдержавшись, шумно набросился на крошечную соперницу. Та, выгнув дугой спину, закатила псу когтистую оплеуху, от которой тот с воем отступил. Вопли Плакси сменились хохотом. Обозвав Сириуса трусливым задирой, она подхватила Трикси на руки и осыпала множеством ласковых прозвищ. Пристыженный и несчастный Сириус поплелся прочь.

Через две недели в семье заметили, что Сириус упорно таскает в зубах рукоять от старой лопаты, найденную в сарае. При каждом удобном случае он втягивал в игру кого-нибудь из двуногих покрепче, желательно Мориса. Пес и мальчик, ухватив ясеневую палку за два конца, таскали друг друга по саду, пытаясь стряхнуть противника. К концу каникул Морис заметил:

— Сириус стал чертовски силен. Что схватит зубами, то не выдернешь и не выкрутишь.

Все это время Сириус старательно уклонялся от встреч с Дивулом Ду, пока не почувствовал, что готов. Он был уверен, что хватка его стала много крепче, чем была, и движения головы быстрее и точнее, однако полагался не на одну лишь физическую силу, а в первую очередь на хитрость. Он тщательно обдумал стратегию. Он изучил избранное им поле боя и отрепетировал главные моменты, которые должны были привести его к победе на сцене былого позора — и на глазах у Плакси.

Однажды, едва Плакси вернулась из школы, он бросился к Глаздо — на этой ферме жил Дивул Ду — и упорно болтался вокруг, пока враг черной лавиной не вылетел из ворот. Сириус тут же обратился в бегство, двигаясь к дому. Чтобы достичь цели — дверей Гарта — ему надо было свернуть под прямым углом у ворот во двор. (Здесь стоит напомнить, что название Гарт носила их старая ферма). Притормозив и сворачивая у ворот, он оглянулся, проверяя, держится ли Дивул Ду на должной дистанции. А потом по широкой дуге обежав двор, снова выскочил к воротам, но уже под углом к первоначальному курсу, и притаился у стены, поджидая Дьявола. Увлеченный погоней колли влетел в ворота, и Сириус тут же ударил его всем телом в левый бок. Дивул Ду опрокинулся. Сириус оказался сверху и вцепился ему в глотку, которая оказалась куда податливей, чем рукоять лопаты. Он держал что было мочи, опасаясь, что стоит ему выпустить более опытного пса, тот возьмет свое. На придушенные вопли колли

и глухое рычание Сириуса домочадцы выскочили из дома. Сириус, катаясь по земле в обнимку с противником, уголком глаза следил за Плакси. Теплая кровь просочилась в пасть и заливала ему горло, но от только кашлял, не разжимая зубов. Позже Сириус объяснял, что соленый вкус и запах крови свели его с ума. Впервые в нем взорвалась такая энергия и ярость. В разгар борьбы мелькнула мысль: «Вот настоящая жизнь, я создан для нее, а не для человеческой мешкотни!».

Он сжимал зубы, тянул и встряхивал, пока Дивул Ду не обмяк, а перепуганные люди не бросились разжимать зубы победителю. Они били Сириуса, бросали ему в нос перец, заставляя яростно чихать, но пес не отпускал. Они все навалились на него и попытались разжать челюсти палкой. Во рту у Сириуса собственная кровь примешалась к крови врага — совсем другой вкус! Но все усилия семьи не заставили его разжать зубов. Плакси в бессильном ужасе попыталась просунуть руку ему в пасть. А потом, отчаявшись, зарыдала, и тогда Сириус отпустил Дивула Ду, бессильно вытянувшегося на земле.

Победитель отступил от него, облизывая окровавленные губы и ероша шерсть на спине. Напившись у колонки, он лег, опустив голову на лапы и наблюдая за происходящим. Элизабет послала детей в дом за теплой водой, дезинфицирующими средствами, бинтами, а сама осматривала рану. Потом Плакси поддерживала голову так и не опомнившегося пса, а Элизабе накладывала ему на горло большой ватный тампон и бинтовала шею. Немного спустя Дивул Ду стал подавать признаки жизни и шевельнул головой в ладонях Плакси. Его призрачное рычание быстро перешло в визг. Тогда люди внесли колли в дом, положили перед кухонной плитой и поставили рядом воду для питья. Все забыли о Сириусе, и тот остался лежать во дворе, усталый и избитый, а также ошеломленный и обиженный. Если она хотела видеть его героем, почему теперь не хвалит и не ласкает?

Наконец во дворе показалась Элизабет, завела маленькую машину, вывела ее на дорогу и, вернувшись в дом, вдвоем с Морисом вынесла на Руках Дивула Ду. Остальные устроили ему лежанку на заднем сиденьи машины. Бережно уложив раненого, Элизабет повезла его в Глаздо.

Тогда дети обернулись к Сириусу.

— Ну, даешь, — заговорил Морис. — На этот раз ты допрыгался!

— Тебя могут пристрелить как опасного зверя, — добавила Тамси, а Плакси только и сказала: — Ох, Сириус!

Он молча разглядывал подругу, пытаясь разобраться в интонации ее голоса. Прежде всего ему слышался упрек и ужас. Но было и другое: может, восхищение его доблестью, а может, обычное человеческое высокомерие. Какое ему дело? Он лежал, опустив голову на лапы и глядя на Плакси. Кошка Трикси выбрала этот момент, чтобы потереться о ноги хозяйки. Плакси подхватила ее и прижала к себе. Сириус встал, ощетинив шерсть, и, то ли заворчав, то ли презрительно фыркнув, с нарочитым достоинством вышел за ворота.

Драка с Бивулом Ду стала поворотным пунктом в карьере Сириуса. Он узнал вкус победы. Он отстоял себя. Никогда больше он не струсит перед тупоумными гонителями. Но кроме этого рассчитанного триумфа было кое-что еще. Его глубинная, бессознательная природа нашла себе выход. Сириус открыл для себя нечто, куда более удовлетворяющее, чем все человеческие ухищрения. В то время эти мысли еще не оформились в его сознании, но оглядываясь на тот случай из зрелых лет, он облекал их именно в такую форму.

Элизабет предупредила воспитанника, что вторая попытка убийства угрожает серьезными неприятностями.

— Запомни, — сказала она, — что для посторонних ты всего лишь собака. Если кто-то сочтет тебя назойливым и пристрелит, это сочтут не убийством, а всего лишь порчей чужого имущества. К тому же, — добавила она, — как ты мог? Ты был ужасен, просто животное!

Сириус не ответил на жестокую насмешку, но ощутил ее. Он слышал и чуял в словах женщины враждебное презрение. Быть может, тут прорвалась ее подавленная и непризнанная ненависть к четвероногому приемышу. Сириус достаточно ясно сознавал глупость и опасность своего поступка, но последние слова Элизабет разъярили его. В душе он сказал: «К чертям их всех!». Внешне — не показал даже вида, что слышал. Он сидел тогда на кухне перед плитой, и, после упрека Элизабет, задрал заднюю ногу и тщательно, напоказ, принялся вылизывать интимные места — манера, к которой он не раз с успехом прибегал, чтобы выводить из равновесия знакомых женского пола.