Сирота с Манхэттена. Огни Бродвея
Шрифт:
Элизабет посмотрела на него с любопытством. Пораженный ее красотой (белый платок, под который были убраны волосы, только подчеркивал изящество ее черт), капитан на мгновение потерял нить разговора.
– Корабельный врач наконец пришел к определенным выводам о болезни, свирепствующей среди пассажиров третьего класса. Поначалу я сам поддался панике: мы опасались тифа или дизентерии. Но смертей не было, и симптоматика говорила
– В чем же тогда дело?
– Серьезное отравление питьевой водой. Доказать это оказалось несложно. Среди пассажиров второго и первого класса, которых поят из других цистерн, заболевших нет. Доктор настаивает на важности еще одного факта: те, кто ухаживает за больными, в порядке.
– И снова несправедливость, снова всему виной это разделение на богатых и бедных! – вскипела Элизабет. – Капитан, в тот достопамятный вечер, перед штормом, вы порадовались за меня. Я говорю о повышении моего социального статуса… Так вот, позвольте, я вам кое-что объясню!
– Выслушаю вас с огромным удовольствием!
– Моя мать – из очень обеспеченной семьи и выросла в старинном замке. Я прожила там же, в поместье своего деда по материнской линии, последние два с половиной года и ни в чем не знала отказа. У меня была собственная породистая лошадь для верховой езды, прекрасный гардероб, изысканные драгоценности, но я ощущала себя… не в своей тарелке. Уж лучше бы тогда, в детстве, я попала в Нью-Йорк с обоими родителями и мы жили бы счастливо, даже если бы были бедны – что, скорее всего, так бы и было. А теперь я лишилась мужа, и по возвращении к мсье и мадам Вулворт, которые тоже очень богаты, я хочу помогать самым несчастным и обездоленным!
От волнения у нее перехватило горло. И все же в голосе Элизабет прозвучала хрупкая надежда. Перед ней открывался путь благих дел, который поможет ей справиться с горечью утраты и тоской.
– Мадам, я счастлив, что мы снова повстречались во время этого плавания – трагического и сумбурного, да! – но которое лично мне напомнило, что в этом мире по-настоящему важно и ценно. Я обязательно сообщу ответственным лицам, что санитарные условия в твиндеке, с его теснотой, неудовлетворительны. И если в моих силах будет что-то
Он снова поклонился, на этот раз дольше задержав взгляд на ее лице. Элизабет ответила вежливым кивком. В глубине ее больших голубых глаз мерцала робкая искорка надежды.
Мейбл Вулворт принимала свою подругу Скарлетт у себя почти ежедневно. Исключение составляли воскресенья, когда Эдвард настаивал на том, чтобы побыть с супругой наедине. К себе богатейшая наследница пригласила ее всего раз, и то Мейбл не увидела ничего, кроме холла с впечатляющей коллекцией живых растений.
Сегодня утром, не помня себя от радости, миссис Вулворт поднялась на последний этаж. Лифтер, уловив ее настроение, сказал что-то приятное – и был вознагражден щедрыми чаевыми.
– «Гасконь» прибывает, и на ней – наша дочь! Скоро Лисбет будет дома! – сообщила ему Мейбл, сияя от счастья.
Радостное настроение оставалось с ней и в тот миг, когда она позвонила в двустворчатую лакированную дверь квартиры Скарлетт. Открыла очень молодая горничная с собранными в высокий пучок черными волосами.
– Мадам не принимает! – сказала она. Судя по выговору, девушка была из приезжих.
– Я уверена, для меня она сделает исключение! Скажите, что пришла ее подруга Мейбл! По срочному делу.
– Нет, нет! Мадам просила ее не беспокоить, – возразила прислуга.
– Но это ненадолго! Я обязательно должна повидаться с вашей госпожой! – Мейбл расстроилась. – Делайте то, что вам велено: идите и скажите миссис Тернер, что я пришла.
Из глубины квартиры донесся резкий окрик, в котором явно угадывалось раздражение:
– Лоретта, я не принимаю! Выставьте этих самозванцев!
– Это дама по имени Мейбл! – крикнула в ответ горничная.
Грохот бьющегося фаянса, пронзительное мяуканье…
– Проводите ее ко мне!
Непонятно почему, но Мейбл вдруг захотелось уйти. В тоне подруги она уловила недовольство, и это было неприятно. Но любопытство победило: она проследовала за Лореттой в темную комнату в самом начале коридора.
Контраст между светом солнечного летнего утра и царящим в этом помещении мраком взволновал Мейбл. Рядом неожиданно зажегся маленький огонек.
Конец ознакомительного фрагмента.