Сирота с Манхэттена
Шрифт:
– Оба умерли, я их даже не помню.
– Наверное, это очень грустно, – дрожащим голосом заметила девочка. – Зато они теперь на небесах, с ангелами и маленьким Иисусом.
– Конечно на небесах! А теперь побыстрее засыпай, иначе меня накажут.
Элизабет закрыла глаза, так и не отняв у него руки. Дрема одолела ее очень быстро, и снилось девочке что-то хорошее – об этом говорила ее счастливая улыбка.
Такой и увидела ее Катрин спустя полчаса. Жюстен не оставил в детской ни малейшего следа своего присутствия. Молодая мать погладила дочку по выпуклому лобику,
«Утром поблагодарю Мадлен, – подумала она. – Она прекрасно позаботилась о нашей маленькой принцессе!»
Гийом поджидал жену, сидя на краю огромной кровати с балдахином. Он с озадаченным видом рассматривал роскошную обстановку спальни.
– Я третий раз за пять лет ночую в замке, – обратился он к Катрин, стоило той войти. – И всякий раз мне становится не по себе, когда я думаю, что ты выросла здесь – среди всей это прекрасной мебели, бесценных гобеленов и изящных вещичек. В нашем скромном доме в Монтиньяке тебе, по твоим же словам, нравилось, но что будет в Нью-Йорке? Своего садика ты лишишься. А ведь Элизабет так любит играть на свежем воздухе! Надеюсь, Катрин, любимая, ты не пожалеешь, что последовала за мной. Твой отец заставил меня задуматься. Что, если жизнь, которую я смогу тебе предложить там, за океаном, окажется слишком трудной, слишком тягостной?
Молодая женщина с улыбкой пожала плечами, потом повернулась к мужу спиной.
– Чем говорить глупости, лучше помоги мне снять платье. И расшнуровать корсет, причем поскорее: он невыносимо меня сдавливает.
– Это не вредно для ребенка?
– Нет, но он сегодня сильно ворочался.
Скоро Катрин осталась в одной нательной рубашке из белого батиста. Удовлетворенно вздохнув, она помассировала живот. Гийом нашел губами ее губы, и на то время, пока длился страстный поцелуй, они растворились друг в друге.
– Пока я могу быть с тобой рядом, я счастлива, – проговорила она, все еще учащенно дыша. – Наши дети освоятся в Америке, станут настоящими маленькими ньюйоркцами, и мы добьемся благосостояния сами, своими силами и силой нашей любви.
Растроганный Гийом поцеловал жену еще раз. «Ты – свет моей жизни», – подумал он.
Меньше чем через час Катрин внезапно проснулась и потрясла супруга за плечо.
– Гийом, ты слышал? Это кричала Элизабет, я уверена! Пойду к ней!
– Что случилось? Что ты там говоришь? – сонным голосом переспросил он.
– Говорю, что нашей девочке опять приснился кошмар. Удивляться нечему: отец кричал за столом, а еще эта гроза…
Молодая женщина уже была на ногах. Она выскочила из спальни и бросилась в детскую, откуда все еще доносились пронзительные вопли. Дочку она застала в слезах, задыхающейся, с трудом переводящей дух.
– Я с тобой, милая! Что случилось?
– Плохой сон, мамочка. Я так перепугалась! И мою куклу мы не взяли.
– Поднимайся, я заберу тебя к нам. Не стоило
В детскую вошел Гийом. Без колебаний он подхватил малышку на руки, и она тут же обняла его за шею своими маленькими ручками.
– Не плачь, папа тебя защитит! – проговорил он. – Сейчас, моя хорошая, отнесу тебя к нам на кровать, и будешь спать с нами. Расскажи маме с папой, что тебе приснилось, и сразу станет легче.
– Я уже не помню, – с трудом выговорила Элизабет. – Шел сильный дождь, и… темнота, ничего не видно.
Гийом и Катрин уже шли по коридору, освещенному настенной газовой лампой. Молодая мать не на шутку разволновалась.
– Зря я подчинилась матери! Нужно было самой уложить малышку, и в нашей комнате, а не в холодной детской, – тихонько проговорила она.
– Из-за отъезда в ее мире все перевернулось, Кати, и в ее возрасте это нормально. Элизабет не может радоваться этому как мы, – сказал Гийом. – Но все наладится, не тревожься.
В этот момент из своей спальни в коридор вышла Адела Ларош и смерила троицу неодобрительным взглядом.
– Что это вы удумали? Отнесите Элизабет обратно в детскую! Ее вообще нужно было наказать за то, что кричала так громко.
– Наказать? Мама, что ты такое говоришь! – возмутилась Катрин. – И ты хотела, чтобы мы оставили ее с вами? Она не виновата, что ей снятся кошмары.
– Избалованные дети еще не то придумывают, чтобы привлечь внимание родителей, – суровым, наставительным тоном проговорила Адела. – Что у нее в руке? Неужели оловянный солдатик моего двоюродного деда?
Тут и Гийом увидел, что пальчики его дочки сжимают крошечную фигурку, но только пожал плечами.
– Мне его Жюстен подарил, – нашла в себе смелость объяснить Элизабет, всхлипывая.
В крепких объятиях отца она чувствовала себя в безопасности. Настолько, что добавила:
– Жюстен – хороший, не такой, как другие…
– Что это я слышу? – недоверчиво переспросила бабка. – Ты лжешь, девочка, а это очень скверная привычка. В замке никакого Жюстена нет.
– Есть! Это маленький мальчик, племянник Мадлен. Он меня утешал!
– Святые Небеса! Элизабет, ты все это придумала! – возмутилась Адела. – Я прекрасно осведомлена о родственных связях своей прислуги. Ни братьев, ни сестер у Мадлен нет, значит, не может быть и племянника. К тому же в нашем доме вообще нет маленьких мальчиков. Ты сочиняешь, мое бедное дитя. Что ж, будем надеяться, у нас получится снова заснуть.
– Мама, тебе отдать этого оловянного солдатика? – спросила Катрин.
– Не нужно. Коллекция уже давно не полная, так что пусть твоя дочка его забирает.
Элизабет уткнулась лбом в отцовскую шею, и тот еще крепче прижал ее к себе, поцеловал в шелковистые волосы.
– Милая, врать нехорошо, – сказала Катрин. – Этот мальчик, Жюстен, тебе, наверное, приснился.
Отвечать девочке не захотелось. Она прекрасно понимала разницу между сном, кошмаром и реальным миром, когда ты бодрствуешь, а не спишь. Ну и пусть родители не верят! Лишь бы разрешили лечь с ними, и тогда уже ничего плохого не случится…