Сирота
Шрифт:
– Деньги на ветер выкидывать? – повел бровью воевода и лицом посуровел. – Да ты Петруша в уме ли? Ты пеняешь его тем, что он помог спасти от голода твоих боевых товарищей? Так ли тебя я понял?
– Я этого не говорил! – воскликнул Глаз.
– А что ты говорил?
– Что долги нужно отдавать! А он бранится. Уважения не проявляет. И долг отдавать отказывается.
– Почему же? – поинтересовался воевода у Андрейки.
– Потому что батя мне сказывал о том, как ему Петр божился – ежели он в бою погибнет, то с сына никакого долга взыскивать не станет.
– Это правда?
– Нет! – вскинулся Глаз. – Я никогда Прошке такое не сказывал!
– Вот я и говорю – лжецом моего батю называет. Какой ему резон сыну лгать? А ведь он о тебе хорошо отзывался. Говорил – честный муж. А оказалось на проверку что?
– Сколько он тебе должен? – поинтересовался воевода у Петра.
– Двадцать три рубля семнадцать новгородок и сабляницу с полушкой. Да еще семь рублей сверху.
– Ты деньги в рост ему давал?
– Я? Нет…
– Тогда откуда взялись семь рублей сверху? – спросил парень. – И да, кто твои слова может подтвердить?
– Ты моему слову не веришь?
– Твоему? Нет.
– Ах ты щенок! – рявкнул он и уже в свою очередь дернул к эфесу сабли, но его остановили, не дав ее обнажить. Как и парню, к которому как оказалось сзади подошел один из сотников и вовремя успел придержать его.
– Тихо! – рявкнул воевода, выступая вперед и поднимая руки в останавливающем жесте. – Андрейкин вклад составил двести семьдесят пять рублей [59] . Из них еще тридцать семь осталось. Ими долг его и покроем. Кто с сим согласен?
59
Через Агафона было продано 2/10 гривенки, с них отошло в город 50 рублей. Через Афанасия было продано 4/10 гривенки, с них отошло в город 100 рублей. Через Афанасия был передан вклад, с которого церковь передала в город 125 рублей.
Почти вся толпа поместных дворян, что собралась уже тут со всего города, практически единогласно проголосовала «за». Почему? Андрейка не знал. Да и не интересно было. В его теле все клокотало от тестостерона, адреналина и обиды.
– На том и порешим. Петр по прозвищу Глаз получит из казны двадцать три рубля семнадцать новгородок и сабляницу с полушкой.
– А семь рублей, что сверху шли?
Воевода повернулся к нему и вопросительно выгнул бровь, дескать, не расслышал. И тот опустив глаза, сделал шаг назад, отступая от своих претензий. Кивнул. И удалился вместе со своими людьми, не задерживаясь.
Андрейка же подошел к воеводе и достаточно громко спросил:
– Почему?
– Что почему?
– Ведь ты, воевода, прекрасно понял, что этот мироед лжет. Что алчет ободрать сироту до нитки только лишь потому, что за меня некому вступиться. И ты все одно – встал на его сторону. Почему? Я тебе что дурное сделал?
– Дурак ты, – по-доброму улыбнувшись произнес воевода. – Потому я и решил выплатить ему твой долг, что за тебя вступиться не кому. Не ровня ты ему.
– А Божий суд?
– Смерти жаждешь?
– Я этой зимой с волками дрался, с медведем, с разбойниками. И жив остался. Авось Бог бы не выдал, ибо правда за мной.
– Неисповедимы пути Господни. Я же не хочу крови среди своих.
– Мы получаем то, что награждаем… – тихо произнес Андрейка с каким-то обреченным видом…
– Что?
– Батя мне так говорил. Вот пес облаял тебя. А ты ему кость кинул. Он и разумеет – так и надо делать, чтобы еду заслужить. Так и ты воевода поступил. Татя косточкой приветил.
– Учить меня вздумал, щенок?! – прорычал воевода.
– Боже упасти! – примирительно поднял руки Андрейка. – Кто я такой, чтобы тебя, воеводу, учить? Это и подумать даже нет никакой возможности. Просто предупредить хочу – Петр не успокоится. Это как волк, что вкусил человечины.
– Отец тебе и правда такое сказывал? Что, де, Петр долг с тебя взыскивать не станет, коли Прохор сложит голову в честном бою?
– А какой мне смысл лгать? Долг ему я заплатить могу.
– Можешь?
– То наши с отцом Афанасием дела. Но да – могу. Так чего ломаться? Зачем порочить честное имя? Но тут ведь не долг. Тут татьба. Он, алчная его душонка, пытается вытрясти с меня все, пользуясь тем, что заступиться за меня некому. И вот увидишь – не угомонится. Это только начало…
Глава 3
1553 год, 2 мая, Тула
– Отче, – произнес парень, входя в церковь. Благо, что она была маленькой и кричать не требовалось.
– Не можешь ты мирно жить… – не поворачиваясь ответил священник, который вроде бы молился.
– Ты уже знаешь?
– Весь город уже знает, что ты не хочешь долги отдавать.
– Но это не долг! Этот мироед просто пытается меня ограбить! Он лжет!
– Он отцу твоему коня давал? Давал. Панцырь давал? Давал. Шлем давал? Давал. Так в чем же дело? Отчего ты не желаешь ему возвращать то, что должен?
– Отец мне сказывал, что они с Петром об этом не договаривались. Что на меня переходит долг, если я унаследую и коня, и панцырь, и шлем. Ежели же все это добро отец мой потеряет в бою, а сам голову сложит, то и долга нет.
– У тебя свидетели есть?
– А у Петра? Какой смысл мне врать? Ты же знаешь – у меня есть деньги ему заплатить.
– Петра есть имя. А у тебя – нет. Ты еще щенок неразумный, а он – уважаемый человек.
– Он обычный тать и мироед!
– Это всем известно только с твоих слов.
– У Петра есть свидетели его договора с отцом?
– Петру это не нужно. Его слово весомее твоего.
– А ежели сойтись перед лицом Бога на саблях?
– То ты умрешь. Не тебе с ним тягаться? Он уже более десяти лет в походы ходит.