Сиротка
Шрифт:
Девушка молчала. Лора хотела пошутить, но голос ее звучал так грустно, что она не знала, смеяться ей или плакать. Она также чувствовала, что мать намеренно затягивает разговор, боится вспоминать тот день, когда она согласилась оставить свое дитя на пороге монастырской школы.
— А что было потом, мама?
Лицо молодой женщины посветлело. Она дрожащей рукой поднесла чашку к губам и сделала глоток.
— Потом? Наше счастье разлетелось на кусочки, Эрмин. Лето мы провели все там же, под Тадуссаком. Ты была прекрасным ребенком, и растить тебя было одно удовольствие. В октябре твой отец решил вернуться в Труа-Ривьер, чтобы продать шкурки и забрать деньги из банка. Во всем я виновата! Я так часто просила его обосноваться в каком-нибудь поселке! Я хорошо шила, Жослин получил прекрасное образование. Я думала, что мы сможем заработать себе на жизнь. Жослин принял решение продать сани, оставив себе собак. Он мысли не допускал
Сердце Эрмин билось так, словно хотело выпрыгнуть из груди. Во рту пересохло. Она с недоверием смотрела на мать.
— Неужели это правда? Он убил его? — едва слышно спросила она.
— Да, но позже он объяснил, что это был несчастный случай. Они подрались, и этот человек упал на спину и ударился головой о камни мостовой. Напрасно Жослин пытался привести его в чувство. Он был мертв, а я лежала в нескольких шагах без сознания. Знала бы ты, какая нас охватила паника! Мы быстро запрягли собак, стараясь как можно меньше шуметь. Ты спала среди подушек в плетеной корзинке. Я успела переодеть тебя и тихонько поблагодарила хозяйку за ее доброту. Мы уехали до наступления полуночи, сходя с ума от страха. На Жослине лица не было, он вел себя как сумасшедший. Мне даже казалось временами, что рядом со мной незнакомец. Когда мы останавливались вечером, он отказывался разжигать огонь и все время был начеку, ни на секунду не выпускал из рук ружья. Я умоляла его сдаться полиции, объяснить, что произошло, но он отказывался.
Лора замолчала. Она плакала. Растроганная Эрмин погладила ее по руке.
— Выпей немного вина, — предложила она — Я понимаю, тебе тяжело рассказывать мне об этом.
«Тяжело врать тебе, моя дорогая, — думала женщина. — Я-то прекрасно знаю, почему Жослин отказывался. Он хотел уберечь меня от бесчестия, от людского осуждения…»
Лора заговорила снова:
— Твой отец боялся тюрьмы. Ему была невыносима мысль, что мы с тобой останемся одни в целом мире. К сожалению, он не успел ни забрать деньги из банка, ни продать шкурки.
Эрмин кивнула. В ее голове кусочек за кусочком складывался пазл [46] , а она очень любила эту игру. Она понимала, что, когда все фрагменты займут свое место, передней появится картинка ее собственной истории.
— Одна из монахинь, сестра-хозяйка, говорила, что меня нашли завернутой в меха на пороге монастырской школы, — сказала девушка.
Лора сжала ладони и тихонько раскачивалась из стороны в сторону.
— Это я посоветовала сделать так, дорогая, — сказала она. — Но мы пока еще до этого не дошли. Знай, что, когда мы убегали, я не понимала, каким опасностям тебя подвергаю. В конце октября начались снегопады. В ноябре день ото дня становилось все холоднее. Я кормила тебя, как могла, но ты все равно худела. Я носила тебя за пазухой, чтобы тебе было теплее. Я представить не могла, как мы переживем длинную канадскую зиму в лесу, без настоящей крыши над головой. Если Жослину удавалось по пути найти заброшенную хижину лесорубов, мне казалось, что я очутилась в настоящем дворце. В хижинах мы могли наконец развести огонь. И тогда я поила тебя разведенным в теплой воде сухим молоком. Я никогда и никому не рассказывала об этих страшных месяцах, мне больно вспоминать об этом. Твой отец сильно изменился. Перестал за собой следить, стал суровым и замкнутым. Ночью часто просыпался с криком: «Я убил его!». Я теряла последние силы. Однажды мне удалось уговорить Жослина заехать в небольшой поселок. Он продал несколько шкурок, и мы смогли нормально поесть. Но через несколько дней я заболела. Меня сжигал страшный жар, ужасно болела голова. У меня не было сил ухаживать за тобой. Твой отец делал это вместо меня с неловкостью, которая меня умиляла. Но скоро ты тоже заболела, и я чуть не сошла с ума от горя. Жослин был уверен, что мы заразились оспой, а это ужасная болезнь. У меня по всему телу пошли красные пятна, и я очень ослабела, даже не могла подняться на ноги. Мне казалось, что жар у тебя не спадает. Я была уверена, что скоро тебя потеряю. Ты
46
Эту игру изобрел англичанин Джон Спилсбери (ок. 1760 г.). Это была обучающая игра.
— Это была церковь Валь-Жальбера? — спросила Эрмин, хотя заранее знала ответ.
— Да. На следующее утро Жослин ушел и, когда вернулся, рассказал, что видел поселок возле большого водопада. Он выглядел более жизнерадостным, чем раньше. Я смутно помню его рассказ. Еще в свою бытность бухгалтером он читал в газете, как строился этот поселок, что в нем есть целлюлозная фабрика, рабочие получают хорошую зарплату и живут в самых современных домах. Несмотря на мое тяжелое состояние — а я была в полубреду от жара, — я стала просить его устроиться здесь на работу под вымышленным именем. Он отказался под предлогом, что он вне закона, он — пария. Мне неприятно говорить об этом, но в тот момент я его ненавидела, потому что он не думал о том, какой опасности нас подвергает. И тогда случилось самое страшное. Твой отец завел долгий разговор. Из его слов следовало, что мы можем спасти тебе жизнь, только оставив тебя на попечение монахинь в Валь-Жальбере. Он поклялся, что видел в поселке монастырь и сестер в черных одеждах и белых платках. Я не соглашалась. Но я чувствовала, что умираю. Приступы кашля разрывали мне грудь. Глядя на тебя, тоже можно было подумать, что ты при смерти.
Лора налила себе стакан портвейна и выпила его залпом. Ее красивое лицо было белым как полотно. Глаза наполнились слезами, и она даже не смотрела на дочь.
— Мне не следовало соглашаться, — проговорила она едва слышно. — Или нужно было потребовать, чтобы он оставил на монастырском крыльце нас обеих. Господи! Как я горько пожалела о своем решении, пожалела в тот же вечер, когда он вернулся без тебя! Я без конца рыдала, и мне так хотелось оказаться под крышей монастыря, рядом с тобой!
— Мама, успокойся! — воскликнула девушка.
— Дорогая, я должна была остаться с тобой, никогда тебя не оставлять… Склоняясь над колыбелью, я мечтала о твоей счастливой судьбе… Боль расставания оказалась слишком сильной: мой разум не перенес удара. Очень скоро я потеряла память. Я упрекаю себя, упрекаю твоего отца. Даже сегодня…
С этими словами Лора снова встала и стала мерить шагами комнату. Эрмин не смела пошевелиться и только следила глазами за измученной угрызениями совести женщиной. Внезапно она вскочила со стула и подбежала к матери.
— Ты нашла меня, мама! Не грусти! Я вас прощаю, тебя и моего отца. Слышишь, я вас прощаю! Вы были так несчастны!
Лора обняла ее. Прижимать дочь к себе, вдыхать аромат ее молодого здорового тела было для нее величайшей радостью. Она поцеловала девушку в щеку, потом в лоб.
— Я хочу, чтобы ты знала: я любила тебя больше всего на свете. Мне всегда хотелось иметь детей, потому что я вместе с родителями похоронила двух своих маленьких братьев и трех сестричек. Как только я смогла прижать тебя к груди, такую красивую и совершенную, я полюбила тебя больше, чем самое себя, хотя ничем не заслужила такого счастья. Сама я достойна только презрения…
Последние слова матери озадачили Эрмин. Она погладила ее по плечу и сказала мягко:
— Я не могу понять одного… Это касается моего отца. Пускай он убил того человека, но кто знал об этом? Кто видел, как они дрались? Откуда он мог знать, что его ищет полиция?
— В этих краях от людей ничего не скроешь. Тем более что в Труа-Ривьер Жослина хорошо знали. И того, другого, тоже. Все знали, в чем причина их вражды. Я не хочу об этом говорить.
Мать и дочь вернулись за стол. Лора посмотрела на бронзовые часы, украшавшие каминную полку.
— Скоро полночь! Но мне совсем не хочется спать. А тебе?
— Мне тоже не хочется, — заверила мать Эрмин. — Я хочу знать, что было дальше. Ты потеряла память! Когда? Почему?
— Об этом в двух словах не расскажешь, — со вздохом сказала молодая женщина. — Недавно один доктор сказал мне, что глубокое горе или другое сильное эмоциональное переживание могут спровоцировать амнезию. Это медицинское название потери памяти. Поправившись, я смогла привести в порядок некоторые свои воспоминания: я помнила свою жизнь до расставания с тобой, эпизодами — после, но некоторые периоды оставались неясными. Например, я не помнила дни, которые последовали за тем вечером, когда твой отец завернул тебя в меха, чтобы ты не замерзла, и оставил на пороге монастыря. Он заметил, что одна из сестер вышла по делам, и дожидался ее возвращения. Та самая, что нашла тебя.