Сироты квартала Бельвилль
Шрифт:
— Пойдешь утром еще раз, — непререкаемо заявила Надя. — Ты, надеюсь, не хочешь, чтобы девочку упекли в колонию для малолетних преступников? Чтобы она навсегда пропала для нас?..
И вот раннее утро, и я в 19-й мэрии, у инспектора Дени. Увидев меня и услышав мои первые слова, он побагровел:
— Да что же это такое? И вы, Клеман, тоже об этой девчонке? Из меня уже вынул все внутренности молодой Жюльен. (Я чуть было не заорал: он был здесь? Значит, Клоди нашлась! К счастью, удержался.) Не знаю, когда он сюда, в мэрию, заявился — наверное, ночью, я думаю. Вы бы послушали, как он здесь разорялся, как поносил полицию и всех власть
Дени потеребил свои белые усы, покашлял.
— И еще меня одолели наши бельвилльские мамочки. Вы даже не представляете себе, Клеман, как меня обрабатывают матери: лучше этой Клоди, оказывается, никто не может занять их малышей, она отлично умеет обращаться с детьми, хорошо на них влияет, дети слушаются ее больше, чем собственных родителей. Словом, от меня хором — и каким хором! — требовали прекратить допросы, не мучить больше Клоди, полностью отвести все обвинения от этого бандитского выкормыша.
— Ну уж это слишком! — не вытерпел я.
— Вы наивны не по возрасту, Клеман, — бросил мне Дени и взялся за свои бумаги, показывая, что разговор окончен.
Вернувшись домой, я тотчас же позвонил Жаклин Мерак. У Жаклин был одновременно и утомленный и довольный голос. Да, все верно, Клоди здесь, собака тоже, но, кроме того, найдена Сими. Жаклин пожаловалась, что не может никак успокоить своих гостей: Сими нервничает и плачет, видимо, рвется к своему Ги. Кажется, не совсем верит в его виновность, а главное, оправдывает тем, что «Ги хотел, чтоб она, Сими, жила как королева», а потому следует наказывать не его, а ее. Клоди же расстраивается за троих сразу: за Сими, за себя и за Казака, которого Ги угостил ножом. К счастью, нож почти не задел внутренние органы, а проколол кожу и скользнул по кости. Ветеринар, к которому они еще ночью возили собаку, ручается, что Казак скоро поправится.
Жаклин громко зевнула в телефонную трубку. Я попросил извинения, что терзаю ее, когда она и без того утомлена. Наверное, ей следует выспаться, лечь сейчас же.
— Что вы, у меня мой оркестр. Мы репетируем, — донесся до меня тихий ответ. — Мсье Клеман, слушайте, я вам спою новую песню.
Я услышал:
— «В двадцать лет мы легко забываем печали…»
И я был благодарен Жаклин за песню.
26. Клоди упрекает
Он с яростью скомкал газету. Сжал ее в кулаке. Потом, немного опомнившись, расправил и загляделся. С газетного листа на него смотрели два лица: одно — со струящимися по плечам темными волосами и кроткими испуганными глазами, другое — похожее на мордочку бездомного котенка, шалое, бесстрашное, увенчанное на затылке задорным хвостом, таким знакомым и милым (никогда еще не удалось ему дотронуться до этого рыже-красного хвоста!).
Лица эти сопровождали его, глядя с витрин всех газетных киосков, вплоть до площади Фэт, где он спустился в метро. Казалось, все газеты мира в это утро непременно хотели познакомить вселенную с этими двумя — молодой женщиной и ее тринадцатилетним приемышем. Глаза преследовали мальчика и в бесконечных коридорах метро, глядели в вагоне из-под рук читающих людей
— Газеты уже видели? — спросила она, даже не сказав «здравствуйте». — Понимаете, это те самые фотографии, которые выкрали у меня журналисты. Я там ужасно некрасивая. Ги будет неприятно…
Рири с трудом перевел дыхание: о чем она думает, эта женщина!
— Как ваши дела, мадам Назер? — нетерпеливо осведомился он.
— Только что из полиции, — коротко бросила Сими. — Вызывали меня и Клоди. Допрашивали поодиночке и в разных комнатах. Словом, перед вами — преступницы.
Рири пристально посмотрел на нее:
— Ерунда. Я уверен, все разъяснится. Не надо так волноваться.
— О Рири, я так несчастна! — всхлипнула вдруг Сими и прижалась лбом к плечу мальчика. — Как спасти Ги? Я опять буду одна, буду целыми годами ждать его!
У Рири защипало в носу — вот-вот разревется, как девчонка. Этого еще не хватало!
— Ну пожалуйста, мадам Назер, ну не надо, — забормотал он, заходясь от жалости. И, чтобы отвлечь как-то Сими, переключить ее на другие мысли, спросил как можно небрежней: — Клоди тоже вернулась?
— Сидит возле собаки. — Сими подняла голову, отерла глаза. — Казаку лучше, он даже поел немного. Но все-таки мы все решили показать его еще раз тому ветеринару, который зашивал ему рану и перевязывал. Может, нужны какие-нибудь витамины или антибиотики, ведь собакам дают те же лекарства, что и людям. Как только Жаклин кончит репетировать, она обещала повезти Клоди и Казака к врачу.
Рири прислушался. Из глубины квартиры доносились звуки отдельных инструментов, ритмические удары тарелок, томное контральто гитар и чистый голос певицы, упорно повторяющей несколько раз одну и ту же музыкальную фразу.
— Мне повезло, — сказал Рири. — Наверное, Жаклин сможет и меня подкинуть, куда мне нужно.
— А куда вам нужно? — спросила Сими.
— К церкви Мадлен, — неосторожно сказал Рири. И тут же осекся.
— К церкви Мадлен? — подозрительно переспросила Сими. — А зачем вам туда? Что вы собираетесь там делать?
— Там живет один из моих товарищей по лицею, — поспешил сказать Рири. — Обещал дать мне запись последнего урока. Я ведь пропустил два дня по болезни, — прибавил он предусмотрительно.
— А-а… — протянула Сими. — А мне вдруг подумалось… — Она не докончила.
У Рири отлегло от сердца: кажется, пронесло! Он потоптался по холлу: под каким бы предлогом вызвать Клоди? Но тут Сими сказала самым естественным тоном:
— Извините, я вас задержала. Вам, конечно, нужна Диди, так вы идите на кухню — Жаклин устроила Казака там, в своем любимом кресле.
В маленькой кухоньке, отделанной красивым кафелем с синими ветряками на фоне зелено-коричневых лугов, в старинном вольтеровском кресле лежал перевязанный бинтами Казак. Рядом, склонясь к собаке и нашептывая что-то в мохнатое ухо, притулилась Клоди. Больше в кухне никого не было, и это обрадовало Рири. При его входе Казак приподнял голову и слабо, но приветливо помахал хвостом: припомнил мальчика, который прошлой ночью носил его, истекающего кровью, полумертвого, к ветеринару, гладил и ласково успокаивал, пока доктор обрабатывал и зашивал рану. Зато Клоди, хоть и обернулась на звук шагов, ничего не сказала, точно не заметила вошедшего.