Система [Спаси-Себя-Сам] для Главного Злодея
Шрифт:
От шеи его сплошь покрывали трупные пятна, подобные весеннему многоцветью [3].
Стянув с себя верхнее облачение, Ло Бинхэ заключил тело в объятия подобно огромной кукле. Попадись он сейчас кому-нибудь на глаза, случайный наблюдатель наверняка перепугался бы до смерти [4] или же в неизбывном отвращении покрыл бы его самыми грубыми словами, какие только ему известны. Однако на самом деле Ло Бинхэ лишь обнимал тело, не выказывая каких-либо извращённых поползновений.
Уткнувшись подбородком в угольно-чёрные волосы учителя, он провёл рукой по изгибу
То, как он это делал, не могло не тронуть сердце Шэнь Цинцю.
При этом он поневоле вспомнил, как делал то же самое для Ло Бинхэ.
Той ночью, вскоре после переселения мальчика в Бамбуковую хижину…
…Дело было зимой — за окном завывал холодный ветер, пронизывая бамбуковую рощу пика Цинцзин, ему сопутствовал немолчный шелест терзаемых им листьев.
Лёжа на краю кровати, Шэнь Цинцю не спал — лишь отдыхал с закрытыми глазами, пока его ушей не достиг слабый скрип, доносящийся из-за стены: казалось, тот, кто его порождал, непрестанно крутился на постели, тщетно силясь заснуть.
Вскоре поскрипывание кровати стихло: ворочавшийся встал и, приподняв занавесь, тихо покинул Бамбуковую хижину.
И чего ради Ло Бинхэ вздумал ускользнуть из дома среди ночи?
Порывшись в памяти, Шэнь Цинцю так и не смог припомнить, что за причина могла заставить его ученика украдкой уходить по ночам в этот период истории, так что, поддавшись любопытству, также поднялся с постели.
Благодаря несравненно более высокому уровню самосовершенствования его движения были стремительны и бесшумны, потому шагающий впереди него Ло Бинхэ не имел ни малейшего понятия о том, что за ним следят.
Однако он направлялся не слишком далеко и отнюдь не в какое-то тёмное загадочное место, способствующее очередному приключению: очутившись на заднем дворе, подросток уселся на скамеечку и, стянув с себя верхние одеяния, аккуратно сложил их на левом колене. Правой рукой он налил что-то в левую ладонь, растирая по телу — при этом с его губ сорвался лёгкий вздох.
В свете луны тело пятнадцатилетнего мальчика не казалось ни слишком тощим, ни мускулистым. Его кожу покрывали синяки всех оттенков синего и лилового, ночной ветер донёс до Шэнь Цинцю запах спирта и лекарств.
— Ло Бинхэ, — разорвал тишину голос Шэнь Цинцю.
Ошеломлённый юноша вскочил со скамеечки, сложенная одежда упала на землю.
— Учитель, вы проснулись? — ошарашенно спросил он.
— Этот учитель не спал. — С этими словами Шэнь Цинцю приблизился к нему.
— Этот ученик потревожил покой учителя своей вознёй? Он так сожалеет! Он отправился сюда, чтобы не мешать учителю, и не ожидал, что всё-таки…
Этот ребёнок так боялся, что его возня разбудит Шэнь Цинцю, что вышел, чтобы воспользоваться лекарством среди ночи — видимо, терзавшая его боль и впрямь была невыносима.
— Откуда взялись эти синяки на твоём теле?
— Это сущие пустяки! Этот ученик просто уделял недостаточно внимания самосовершенствованию в последние несколько дней, так что получил несколько больше незначительных синяков, чем обычно…
Осторожно оглядев ссадины на его теле, Шэнь Цинцю заметил:
— Адепты пика Байчжань опять задирали тебя, так ведь?
Ло Бинхэ нипочём не желал в этом признаваться, но и соврать тоже не мог. При виде того, как его ученик мнётся, не в силах вымолвить ни слова, Шэнь Цинцю закипал всё сильнее.
— Чему тебя учил этот учитель? — наконец бросил он.
— Если не можешь победить, беги, — послушно ответил Ло Бинхэ.
— И как же ты следуешь этому правилу?
— Но… — вновь смешался Ло Бинхэ, — но ведь тем самым этот ученик навлёк бы невыносимый позор на пик Цинцзин…
— Затевать драку с кем-то просто потому, что он тебе не нравится… — поморщился Шэнь Цинцю, — в чём тогда разница между этими адептами пика Байчжань и разбойниками-головорезами, царящими под нашими горами? Так скажи мне, кого позорят подобные стычки: пик Цинцзин или всё же Байчжань? Я немедленно отправлюсь потолковать с Лю Цингэ. В году 365 дней — если бы он посвятил хотя бы один из них тому, чтобы приструнить банду своих подопечных, они бы не творили подобные бесчинства!
— Учитель, вы не можете! — поспешил остановить его Ло Бинхэ. — Если вы с шишу Лю опять поссоритесь из-за этого ученика, тогда он… он… — При виде того, что его слова не действуют на учителя, у Ло Бинхэ от страха подкосились колени. Когда Шэнь Цинцю всё-таки приостановил шаг, юноша заверил его: — К тому же, эти синяки вовсе не от ударов моих сотоварищей с Байчжань — это всё оттого, что этот ученик оступался и попадал по себе во время тренировок, так что он наставил их себе сам…
Видя, как сильно он обеспокоен, Шэнь Цинцю со вздохом принялся наставлять его:
— При самосовершенствовании важен постепенный прогресс — нельзя плыть против течения. Зачем же ты так торопишь события? Если, развиваясь слишком быстро, ты тем самым повредишь себе, разве это не достойно того, чтобы сожалеть об этом всю оставшуюся жизнь?
Однажды он придумает способ научить этих хулиганов с пика Байчжань уму-разуму [5] руками самого Лю Цингэ, так что им останется лишь в бессилии глотать обиды.
Подумать только, адепты пика, следующего лишь седьмым по старшинству, осмеливаются нападать на адепта второго по старшинству пика — неужто иерархия для них пустой звук? Куда это годится?
Когда Ло Бинхэ пообещал, что больше не станет перегружать себя тренировками, Шэнь Цинцю велел ему:
— Ступай в дом.
— Нет, нет, мне хорошо и на улице, — замахал руками Ло Бинхэ. — Если я вернусь в дом, то вновь потревожу покой учителя.
Шэнь Цинцю согнул палец, призвав с земли одежду ученика, и, развернув, одним движением накинул ему на плечи.
— Какой ещё покой? Ты полагаешь, что я способен с лёгким сердцем оставить тебя замерзать на холодном ветру среди ночи в полном одиночестве?