Сить — таинственная река
Шрифт:
Кайзер — береговое охранение, — вообще не любивший воду, затрусил вдоль берега, не сводя глаз со своего хозяина.
В сетку попало пять крупных плотиц и два окуня.
— Видали? А если бы ее на ночь поставить, рыбы попалось бы целый мешок! — сказал Гусь.
— Так в чем дело? Останемся на ночь! — живо предложил Сережка.
— Я бы остался, да дома влетит, — вздохнул Толька. — Даже записки не оставил…
— Не влетит! — убежденно сказал Сережка. Сам он на этот раз был спокоен: ушел не тайком — с позволения отца. — Полмешка рыбы принесешь, так дома еще и рады будут. Правда,
— Не знаю. За рыбу кто же ругать станет?
— Всё, остаюсь! — сдался Толька. — Будь что будет…
Пока варили уху, обедали, купались, бродили по лесу в надежде, что Кайзер кого-нибудь поймает, потом удили, промелькнул день.
На закате пили пахучий чай из брусничных листьев, а перед тем как ложиться спать, закидали костер гнилушками да сырыми ветками, чтобы больше было дыма и не так досаждали комары.
Гусь растянулся на хвое, заложил руки за голову, спросил:
— Пайтово озеро знаете?
— А как же! Конечно! — разом ответили Толька и Сережка.
— И бывали там?
— Нет, не бывали.
— Ну вот!.. А говорите — знаете. Прошлый год в конце лета я искал за Журавлиным болотом глухариные выводки. И вот забрел в такое место, что и самому страшно стало. Сосны да елки до неба, нигде ни дорожки, ни тропинки, ни одного следка. А под ногами мох — зеленый, мягкий, как подушка. Так и хочется полежать! Ну, думаю, это леший меня сюда заманил. Если лягу, тут и пропаду… Шел я, шел, гляжу — за деревьями вода заблестела. Я бегом туда, а лесовик под ноги мне коряги пихает. Пока до воды добежал, раз десять кувырком летел. Смотрю — озеро. Не большое. Вода светлая-светлая. Каждую травинку и камешек на дне видно. Догадался, что это и есть Пайтово озеро. Я о нем и раньше слыхал, а где оно, точно не знал. Ладно, думаю, обойду озерко кругом и найду какую-нибудь тропинку. Прошел маленько, посмотрел снова на озеро, а там, на середине, лодка-осиновка и человек в ней сидит. Как же так? Озеро круглое, только что нигде никого не было, а тут вдруг лодка. Я крикнул. Смотрю, человек закрутил головой туда-сюда: не понял, видать, откуда кричат. Я ему опять: «Дяденька, я заблудился!» И руками замахал. Заметил он меня, за весло взялся. Не спешит. До берега не доплыл — остановился, спрашивает: «Чего надо?» Он уж совсем старый, с белой бородой, сидит в лодке сгорбившись, как колдун. «Заблудился, — говорю я, — не знаю, как домой выбраться». Тогда он к берегу причалил и спрашивает:
«Откудова будешь?»
«Из Семенихи».
«Чего же тебя лешие, прости господи, сюда занесли?»
«Да вот, — говорю, — глухарей искал и забрел…»
«Ладно. Садись в лодку».
А в лодке у него полно рыбы. Щуки метровые, а то и больше, лещи, окуни… Кое-как пробрался я до скамеечки, чтобы на рыбу-то не наступить, сел и говорю:
«Видать, озерко-то рыбное!»
«Рыбное. Да не про всякого рыбка здесь водится».
«Как так?»
«А вот так. Слова особые знать надо, тогда с рыбкой будешь, а не знаешь слов — сам у топнешь».
«В этакой-то луже?! Да я ее вдоль и поперек и еще два раза вокруг без передыху проплыть могу!»
«Эхе-хе! — покачал головой старик. — Здесь еще ни один человек не плавал. Бездонное оно, озеро-то. А ты говоришь — лужа!..»
«Бездонных
Тогда он остановил лодку, взял в руки дорожку, которой щук-то ловят, прицепил на крючок камень, перевязанный веревочкой крест-накрест, и стал спускать его в воду.
«Гляди сам!»
Я гляжу. Дорожка длинная, метров пятьдесят, не меньше. Всю леску спустил и подает мне:
«Потрогай! Видишь, натянулась? Значит, камушек дна не достал».
Я и сам чувствую, что камень висит, в глубину тянет.
«Но это бы, — говорит он, — еще ничего. Вода здесь полосами: одна полоса теплая, другая — холодная, потом снова теплая и снова холодная. От этого руки и ноги судорогой сводит. Крикнуть не успеешь, как потонешь…»
Я спорить не стал: может, и правду говорит дед.
«А вы, дедушка, те слова знаете?» — спросил я.
«Какие слова?» — удивился он.
«Да как же! Вы сами сказали, что здесь особые слова знать надо, а то рыбы не достанешь».
«Слова те заветные, — ответил он. — Кому они откроются, тот их и знает. А кто знает — не скажет. А кто скажет, того хозяйка утопит».
«Какая еще хозяйка?»
«А как же! Главная щука — самая большая на озере щука — хозяйка… За какой-то грех она мне раз за дорожку уцепилась. Полдня по озеру лодку волочила, все кругами, кругами… Водит, водит, потом и сама покажется. Страшная! Длиной с мою лодку, а то и больше, пасть — как бочка без дна, красная, зубы — с мой палец, и на голове мох…»
«Неправда, — говорю я, — таких щук не бывает».
Он только головой покачал.
«Мал ты еще. Ничего не знаешь, а я вот девятый десяток доживаю, всякого насмотрелся. Хочешь — верь, хочешь — не верь».
Тут он высадил меня на берег, показал рукой в лес и говорит:
«Иди. Все прямо иди, чтобы солнышко тебе в левое ухо светило. Ручеек будет — перебредешь, неглубоко».
Я спросил, нет ли какой-нибудь тропинки с озера.
«Отсюда, — ответил старик, — нету ни дорог, ни тропинок. И лучше ты забудь, что попал сюда. Худое это место. Здесь всегда водит… А домой придешь — никому не говори, где был и что видел. Скажешь — беду накличешь».
Вот оно какое, озеро Пайтово!..
— И ты до сих пор терпел, никому этого не рассказывал? — спросил Сережка.
— Никому.
— И не боишься?
— Чего?
— Ну как же! Старик не велел рассказывать, а ты нам вот рассказал…
— А я, может, потому и рассказал, что проверить охота, правду дед говорил или нет!
— Конечно, неправду, — отрезал Толька. — Я вот ни во что такое не верю — в приметы разные, в предсказания… Все это чепуха.
— Ясно, чепуха! — поддержал Сережка.
Гусь молчал.
В полночь за стенкой шалаша забеспокоился Кайзер. Он всегда предпочитал оставаться на воле и ложился непременно у той стенки, у которой лежал Гусь.
— А вдруг сюда придет та волчица? — шепотом сказал Толька.
— Не придет. Раз у нее логово разорили, она далеко ушла и сюда не вернется.
Кайзер опять пошевелился. Было слышно, как он встал и, сопя, потянул носом воздух. Потом прошуршала трава и, будто переломили спичку, хрустнул сучок.