Сить — таинственная река
Шрифт:
Танька успокоилась и прибавила шаг. В желтом белыми горошками платье в талию, стройная и гибкая, она шла легко, не испытывая никакого страха в этом дремучем, глухом лесу. Пустая тарка тихо позвякивала о ветки…
Трое суток Толька и Гусь жили в шалаше, питались лишь одной рыбой. Гусю такое житье надоело, и он решил во что бы то ни стало убедить Тольку вернуться в деревню.
— Тебе ведь перевязку надо сделать, — сказал он за завтраком, — а то получится заражение крови, и тогда концы отдать недолго.
— Получится, и пусть, — упрямо сказал Толька. — А в деревню я не пойду.
— Ну и дурак! Давай хоть я перевяжу…
В другое бы время Гусь не стал много возиться: дал разок по шее, и разговор кончен. Но сейчас он не мог действовать старыми приемами: по себе знал — случись у него такое, ни за что бы домой не вернулся. Сколько смог, прожил бы в лесу, а потом сбежал бы куда-нибудь подальше, устроился на работу и письма домой не написал бы.
Тряпка, которой был перевязан Толькин нос, так присохла, что ее пришлось отмачивать. Гусь подогрел на костре воду, поставил котелок на пень возле шалаша и строго сказал:
— Вставай на четвереньки и опусти нос в котелок!
Толька послушно исполнил это распоряжение. Но от теплой воды и оттого, что голова была ниже туловища, разбитый нос заныл. Толька захныкал.
— Не скули! Терпеть надо! — цыкнул Гусь.
— Я терплю, — прогундосил Толька, — да ведь больно…
Кайзер, лежавший возле шалаша, насторожился, тихо встал и осторожно направился в лес.
— Отмачивай, а я посмотрю, чего там, — сказал Гусь и пошел за волчонком.
Впереди, мене деревьев, мелькнуло желтое платье.
«Кого еще леший несет?» — удивился Гусь и встал за дерево. Ждать пришлось недолго. Скоро из-за сосен показалась Танька. Увидев волчонка, она вздрогнула, остановилась, потом тихо позвала:
— Кайзер, Кайзерушко! Иди ко мне…
Кайзер поднял голову и резво затрусил на знакомый голос. Однако вплотную к Таньке не подошел, а остановился в нескольких шагах, выжидающе глядя на Танькины руки.
— Глупенький! Нету у меня ничего! — так нежно сказала Танька, что Гусю сделалось зябко.
Он вышел из-за сосны и приблизился к девушке.
— Чего пришла? — спросил хмуро.
Она склонила голову и молчала.
— А в тарке что?
— Ничего. Пустая…
— «Пустая»… Сама ты пустая! Хоть бы хлеба принесла. Или молока. А то притащилась, сама не знаешь зачем.
Гусь свистнул Кайзеру, повернулся и направился к шалашу. Через минуту не стерпел — оглянулся. Танька стояла, все так же опустив голову, и будто разглядывала своя туфли.
— Ну чего стоишь? Пришла, так иди уж. Хоть перевязку Тольке сделаешь…
Бессловесная и робкая, совсем не похожая на обычную Таньку, задиристую и бойкую, девушка стояла одиноко, будто весь мир покинул ее.
— Так иди же! — мягче сказал Гусь и обождал, пока Танька подошла.
Толька все так же стоял на четвереньках.
— Ой, что это он делает? — вскрикнула Танька.
— Нос отмачивает.
— Нос? Зачем?
— Надо, значит. — И Тольке: — Хватит теленком-то стоять! Поди, отмокло…
— Кажется, еще нет, — отозвался Толька.
Пока Гусь ходил за Кайзером, он, конечно, не отмачивал повязку, а стоял на коленях, прислушиваясь к разговору.
Гусь молча взял его за ворот рубашки.
— Вставай! Вон врачиха пришла, перевяжет.
— Не… Лучше ты…
Повязка действительно плохо отмокла, и Гусь долго снимал ее. Танька стояла рядом и испуганно смотрела на коричневую от крови тряпку, которую слой за слоем отдирал Гусь с Толькиного лица.
Когда повязка была снята, Толька осторожно потрогал кончиками пальцев распухший, искривленный нос и заплакал. Плакал он навзрыд, по-ребячьи, размазывая по щекам слезы.
— Ты замолчишь или нет? — рявкнул Гусь. — На медпункт надо идти, а не реветь.
Он швырнул Таньке остатки своей майки.
— Перевязывай, а я переметы пойду смотреть.
Но у Таньки дрожали руки, и она боялась прикоснуться к Толькиному лицу.
— Такие, как ты, на фронте бойцов из-под пуль вытаскивали, а ты нос перевязать не толкуешь! А еще врачом собираешься быть… — в сердцах сказал Гусь и сам принялся за перевязку.
Не обращая внимания на вскрикивания Тольки, он обмотал тряпкой его лицо и взялся за удочки.
— Можно, и я с тобой? — тихо спросила Танька.
— Иди. Не жалко.
Они встали на плот, оттолкнулись от берега.
— А ты знаешь, ведь Пахомовы из города приехали, — сказала Танька. — Насовсем.
— Ну и дураки. Все в город, а они — из города.
Танька хоть и не была согласна с таким мнением, но спорить не стала.
— Ты Витьку ихнего знаешь? — спросила она.
— Нет. А что?
— Он тоже седьмой класс кончил. У него подводное ружье есть. И ласты, и маска.
— У Витьки-то? Врешь!
— Чего мне врать? Сама видела. Он на Вязкую старицу плавать ходил. Кучу рыбы настрелял! Большущих язей и одну щуку. Он так здорово плавает, ты бы посмотрел!..
Гусь ревниво взглянул на Таньку и усмехнулся:
— Уже влюбилась?
Танька вспыхнула.
— Если хочешь знать, он лучше тебя! — выпалила она.
— Где уж мне! — деланно вздохнул Гусь. — И Лешки-моряка лучше?
— Если ты не перестанешь, я брошусь в реку! — с отчаянной решимостью сказала Танька.
— Бросайся, не держу. Тут, между прочим, крокодил живет — щука такая… Прошлый раз чуть всех нас не утопила. На голове у нее мох…
Танька молчала. Нет, не о таком разговоре мечтала она, когда шла сюда лесной тропой. Почему все получается наоборот, совсем не так, как думаешь?