Сизые зрачки зла
Шрифт:
«Он сейчас прыгнет», – пронеслась последняя мысль, и огромная неподъемная туша рухнула ей на плечи.
«Слава богу, это был лишь сон», – наконец-то поняла Вера. Свернувшись клубочком под одеялом, она пыталась унять дрожь, но ничего не получалось – ужас не отступал. В ее жизнь опять вернулись кошмары, а ведь она уже думала, что они ушли вместе с последствиями контузии: в последнее время в ее снах царил лишь Платон. Она сердцем чувствовала его тоску и отчаяние, знала, как он убивается из-за их глупой ссоры, и всей душой радовалась, что муж ее любит.
– Я так люблю тебя,
Солнечное утро заглянуло в окно спальни, пробежалось косыми лучами сначала по квадратам паркета, проползло по розам и лавровым гирляндам обюссонского ковра и скользнуло по подушкам, а следом за солнцем на постель забрался Верин лопоухий любимец и потянул зубами одеяло.
– Фу, Ричи, фу! – крикнула она и засмеялась, уж больно комично выглядел щенок.
За прошедшие три месяца он заметно вырос, особенно вытянулись его лапы, теперь они казались непропорционально длинными. Ричи был нескладным, смешным и очень милым, но самое главное – он просто у нее был. Вера с нежностью погладила лобастую голову своего свадебного подарка, а теперь и тонкой ниточки, соединявшей ее с мужем. Они должны быть вместе, ведь Бог уже дал им общее сокровище– их ребенка.
Малыш! Мысли о нем заливали душу Веры теплом. Вот бы он родился мальчиком! Тогда б она назвала его в честь деда, и рос бы с ней рядом маленький Сашенька и любил бы мать так же, как она любит его. Тогда бы княгиня Горчакова работала с удесятеренной силой, ведь кроме матери и сестер, она добывала бы средства для своего сына.
«А может, и не нужно так рваться в работе? – подсказал ей внутренний голос. – Платон, наверное, обрадуется просто жене и матери своего сына».
Но для этого им сначала нужно помириться. Слишком много дров она наломала, но и Платон тоже хорош: не дал ей ни одного знака, что готов простить. Он любил ее только в снах, а наяву не соизволил даже написать… Он переписывался лишь со Щегловым. Капитан не сомневался, что князь пишет и жене, а Вера не могла заставить себя признаться в обратном. Вот и приходилось ей вертеться, как ужу на сковородке, чтобы сохранить перед окружающими видимость семейного благополучия в супружеской жизни князей Горчаковых. Это с каждым днем становилось все сложнее, а после того, как исправник по просьбе хозяина дома окончательно переселился в Хвастовичи, жизнь Веры стала напоминать ей самой настоящий цирк, где она была то канатоходцем, то фокусником.
Она вернулась в Хвастовичи сразу же после отъезда Платона. В конце концов, князь Горчаков доверил ей воспитание своих сестер, и негоже было им сидеть в деревне одним лишь потому, что их опекунша обиделась на своего мужа. С тех пор Вера ни разу не пожалела о своем решении. Золовки встретили ее возвращение в Хвастовичи необычайно деликатно. Так же повел себя и управляющий Татаринов. Он взял за правило встречаться с хозяйкой по утрам и обсуждать с ней планы работ на день. Оценив удобство таких отношений, Вера попросила и Марфу приезжать к завтраку в Хвастовичи. Все у молодой княгини Горчаковой прекрасно получалось, только вот не было самого главного – ее князя.
Вера давно поняла, что муж сказал ей правду.
Осознав, что, уйдя в свои мысли, она забыла о времени, Вера заторопилась. Горничная Дуняша заколола ей косу на затылке и помогла натянуть амазонку. Вера позвала собаку и поспешила в столовую. Марфа и Татаринов сидели рядом, обсуждая виды на урожай в каждом из имений. Стоящие перед ними пустые чашки красноречиво намекали, что управляющие ждут уже давно, а теперь теряют драгоценное утреннее время.
– Простите за опоздание, – извинилась Вера и, получив от обоих заверения, что они ничуть не заждались, сразу перешла к делу. – Я понимаю, что началась жатва и что у вас обоих каждый человек на счету, но мы вышли на боковой штрек, где пласты оказались очень рыхлыми. Соль сыплется слоями от самых легких ударов, и добыча выросла практически вдвое. Теперь у меня не хватает людей для подъема и погрузки на шахте и для фасовки соли на мельнице. Помогайте!
Как и ожидалось, выражение лиц у обоих управляющих стало одинаково кислым. Они переглянулись, и Татаринов высказал общее мнение:
– Мы с Марфой Васильевной обсуждали, что вот-вот пойдут дожди. Их уже три недели не было, жара – обязательно грозы будут. Прибьет ниву к земле, половину урожая потеряем. Сейчас, наоборот, нужно полю помогать.
– Да уж, не дай бог дождей, – поддакнула Марфа и потупилась, – сейчас бы мужиков с мельницы и шахты на уборку отправить.
Вера задумалась. Добыча соли шла все лучше, продажи тоже радовали: Горбунов оказался надежным партнером, и Вера уже передала матери больше семнадцати тысяч. Остановка работ грозила только тем, что она не отправит очередной недельный обоз, но если учесть, что в последнем груженых телег оказалось в два раза больше, чем неделей ранее, она могла бы позволить себе небольшую передышку.
– Сколько дней до конца жатвы? – спросила она.
– В Хвастовичах за неделю управимся, – с гордостью доложил Татаринов.
– В Солите с теми силами, что сейчас – дней пятнадцать, – сообщила Марфа, – но если вы мне подмогу дадите, то я раньше справлюсь.
– Если я всех тебе отдам, сколько нужно дней?
– Всех?! – не поверила Марфа и тут же расцвела улыбкой. – Тогда и я за неделю справлюсь, ну, может, еще денек прихвачу.
– Бери, – решила Вера.
– А можно мне зерно на молотилку в Хвастовичи возить? – мгновенно осмелела Марфа.
– Дайте водички попить, а то очень кушать хочется? – лукаво переспросила ее княгиня и обратилась к Татаринову. – Ну, как, Гаврила Миронович, пустите женщин в свое образцовое хозяйство?
По лицу управляющего стало заметно, что делать это ему никак не хочется, но, посмотрев в умоляющее лицо Марфы, он сдался:
– Куда же я денусь, ваша светлость?
Вера засмеялась и поднялась из-за стола. Она прикинула, что если сегодня выбрать как можно больше соли и переправить ее на мельницу, где потом постепенно перемолоть, вполне можно закрыть шахту до окончания жатвы. Она объявила своим управляющим, что ждет их вечером по окончании работ, и отправилась на конюшню за Ночкой. День намечался не из простых.