Сизые зрачки зла
Шрифт:
Солнечный день померк в глазах Веры. Сказка растаяла, как сон, ее принц оказался тривиальным мелким человеком, ничуть не лучше остальных мужчин… Он, даже не заметив этого, извалял в грязи ее многолетнюю любовь. Он мимоходом затаптывал ее чувства, лишь затем, чтобы не беспокоиться о сопернике. Тот, кого она считала благородным рыцарем, лгал ей в лицо, выставляя другого мужчину в постыдном виде. Платон оказался слабым и неразборчивым в средствах. Чуда не получилось. Размечтавшаяся о счастье рабочая лошадка, вновь оказалась у своего
«Вот и конец, – с отчаянием признала Вера, – все вернулось на круги своя…»
Она повернулась к мужу и надменно выпалила:
– Я хочу вернуться в Солиту. Не нужно меня провожать. Я думаю, что наш брак оказался ошибкой, и теперь мне надо решить, что делать дальше.
Она подошла к Ночке, щипавшей траву у поваленного дерева, взобралась в седло и, не глядя на мужа, послала лошадь вперед. Топота копыт за ее спиной не было. Вера беспрепятственно доехала до своего поместья, а там отправилась разыскивать Марфу. Свою помощницу она нашла на мельнице.
– Господи, да что случилось? – изумилась та, увидев расстроенную хозяйку.
– Да я и сама толком не пойму, – вздохнув, ответила Вера, – поживу пока дома.
– Ну и ну, – развела руками Марфа, но расспрашивать новоявленную княгиню не решилась.
Они проработали весь день, а потом вернулись домой. В Верином флигеле они нашли сундук с вещами, а на крыльце новую хозяйку ждал Ричи. Не было ни самого Платона, ни даже записки от него. Вера вздохнула, стало понятно, что ее брак окончательно рухнул.
– Не нужно напоминать мне ни о чем, – попросила она Марфу.
Та пообещала и слово свое сдержала.
Жизнь потекла прежним порядком, как будто и не было никакой свадьбы, и Вера по-прежнему остается графиней Чернышевой. Уйдя в дела с головой, она постепенно успокоилась и через неделю после возвращения в Солиту сама поехала с очередным обозом в Смоленск. Встретив на пути исправника, Вера случайно узнала от него то, что Щеглов искренне считал известным княгине Горчаковой: ее муж два дня назад отправился в Москву, а оттуда собирался выехать в столицу.
Глава 22
Дорога до Москвы оказалась для Платона предсказуемо тоскливой. Он так и не нашел правильного решения своей тяжкой семейной проблемы, обида на жену, так незаслуженно оскорбившую его, уже притупилась, он даже попытался понять и оправдать Веру, но у него ничего не вышло. Его разум, а самое главное, сердце отказывались понять, как после их упоительной ночи, когда они стали двумя половинками единого целого, можно было так кидаться словами. И вообще, почему же она вдруг так себя повела?
Платон сказал жене чистую правду. О том, что маркиз Харкгроу предпочитает мужчин, он знал давно, с самого начала их случайного знакомства. Все поведение этого утонченно-красивого блондина намекало на особенности его наклонностей. Платон даже отметил пару восторженных улыбок, посланных маркизом в его сторону, и стал его сторониться.
«Ну почему она возомнила себя влюбленной именно в этого красавца-баритона?» – много раз спрашивал себя Платон.
Этот злополучный певец разбил ту полную нежного очарования близость, возникшую между ними после упоительной брачной ночи. Тогда из-за маски безупречной светской дамы показалась настоящая Вера – милая волшебница с сияющими глазами. На злополучной поляне эта чаровница вновь исчезла, и жена Платона превратилась в мраморную статую – холодную красавицу с таким же мраморным сердцем. Почему-то все время вспоминалось то невозмутимо спокойное выражение на лице жены, где чувства выдавал лишь брезгливый взгляд прозрачных лиловатых глаз, и каждый раз ему становилось безумно стыдно, как в вечер их первой встречи, когда Вера выгоняла его из бабушкиного дома на Мойке.
Но винить теперь некого – Горчаков знал, на что шел, и это стало лишь его ошибкой. Жаль, что пример собственных родителей ничему его не научил. Он же понимал, что нельзя жениться на равнодушной к тебе женщине, и что разница в возрасте – целых шестнадцать лет – не слишком способствует семейному взаимопониманию. К тому же Вера была вполне самостоятельной, ей муж, по большому счету, вообще не требовался. Она согласилась выйти за него лишь под влиянием минутной слабости, когда Щеглов запугал ее, а опомнившись, поразмыслила и вышвырнула мужа из своей жизни, как надкусанное кислое яблоко.
«Да пропади ты пропадом, – уже не раз мысленно желал жене Платон, – катись ко всем чертям».
Но к чертям жена катиться не желала, зато постоянно присутствовала в его думах. Всю дорогу до Первопрестольной Горчаков так и не смог отвлечься от воспоминаний, даже когда он засыпал, жена неизменно приходила в его сны, и тогда они вновь любили друг друга под звездами. Это оказалось мучительным и сладким, но расстаться с этими снами не было ни сил, ни желания.
В Москве у Платона нашлось лишь одно-единственное дело: он собирался навестить свою тещу. Заехав в свой дом на Большой Дмитровке, он быстро переоделся в чистый мундир и отправился с визитом к графине Чернышевой. Дом его тещи на Тверской оказался по соседству, и Платон суеверно подумал, что Вера это оценит.
«Ей будет приятно жить недалеко от матери, – уговаривал он сам себя, – очень удачно, что наши дома так близко».
Вера, правда, пока об этом не подозревала, и было непонятно, захочет ли теперь узнать. Коляска Платона остановилась у крыльца очень нарядного большого дома с чередой мраморных колонн. Седовласый лакей в расшитой черным галуном ливрее сообщил, что ее сиятельство дома, и привел визитера на второй этаж. Слуга остановился у белой с тонким золоченым орнаментом двери и осведомился: