Скандалы советской эпохи
Шрифт:
Узнав это, Даль был вне себя. Он попытался доказать Гуревичу, что этот запрет несправедлив, но тот был неумолим. Да еще стал оскорблять артиста, заявив: «Кто вы такой? Вы думаете, что вы артист? Да вас никто не знает. Вот Крючков приезжает в другой город, так движение останавливается. А вы рвач. Вам только деньги нужны».
Домой Даль пришел с побелевшим лицом и тут же сел писать письмо Гуревичу, где собирался высказать ему все, что не сумел сказать в его кабинете. Но письмо никак не получалось, и Даль поминутно рвал написанное и начинал писать сначала. Так продолжалось около часа. В итоге письмо он это так и не написал, зато оставил гневные строчки по
«Какая же сволочь правит искусством. Нет, неверно, искусства остается все меньше, да и править им легче, потому что в нем, внутри, такая же лживая и жадная сволочь… Я их презираю душой и ненавижу умом. Они со своим учением до головы только дойти могут, а до души никогда…
Нет, не вписываюсь я в их «систему». Систему лжи и идеологической промывки мозгов. Чувствуют врага в искусстве…
Ну что ж, мразь чиновничья, поглядим, что останется от вас, а что от меня?!!»
Отметим, что, несмотря на все случившееся, в картину «Незваный друг» Даль все-таки попал. Режиссер сумел-таки уговорить руководство студии, что именно Даль сможет дать картине необходимый ей импульс. После этого Гуревича обязали не возражать против присутствия Даля в картине. В итоге актер в фильме снялся, однако до премьеры не дожил: в начале марта 1981 года Олег Даль скончался.
Менты ломают нос
(Николай Еременко-младший)
Летом 1980 года режиссер Сергей Герасимов снимал фильм «Юность Петра». Натурные съемки проходили на Ладоге, в городе Волхове. Роль сподвижника Петра I Александра Меншикова играл любимчик режиссера Николай Еременко-младший, который на тот момент был уже всесоюзно знаменит – после роли Жюльена Сореля в телесериале все того же С. Герасимова «Красное и черное». Однако эта слава не спасла актера от скандала с милицией, который он запомнил на всю жизнь. Вот как сам Н. Еременко-младший вспоминал об этом:
«В тот день я бежал в гостиницу, меня должны были показывать в „Кинопанораме“. А за мной пристроилась милицейская машина, в которой, как выяснилось впоследствии, сидели начальники и даже один полковник. То ли они меня перепутали с кем-то, то ли просто развлекались. Но со мной проделали отработанный прием: человек бежит, за ним тихонечко едет машина, потом они гуднут, человек оборачивается, водитель давит на тормоз и распахивает дверь. И дверь – хрясь по лицу. Так и случилось. Нос мой от удара ушел вовнутрь. Я им говорю: вы что, с ума сошли, что ли? Я же артист! Вы же сами знаете, что тут Герасимов снимает кино. Они сразу приутихли.
Я говорю им – ну-ка отвезите меня в гостиницу и потом разберемся. Они оторопели. Я говорю – у меня завтра съемка, а вы со мной такое сделали! Они меня выпустили, но попросили, чтобы я никому не говорил. Но я же сниматься не могу, и все дошло до Герасимова. Мне кое-как нос выправили, он стал таким греческим. Спустя какое-то время Дима Золотухин, который играл Петра, поехал с концертами далеко на Север. К нему там подходит мужик и говорит: вы снимали в Волхове фильм? Дима отвечает: да, снимали. Мужик говорит: передайте привет Еременко! Оказывается, Герасимов всем дал дрозда, и «командира» этого выслали аж за Полярный круг! Я хочу попросить у него извинения. Я ведь не хотел репрессий, но, с другой стороны, надо бы и знать, с кем общаешься…»
Как Нонна подралась с Никитой
(Нонна Мордюкова / Никита Михалков)
В 1980 году Никита Михалков в качестве режиссера взялся снимать свой шестой полнометражный фильм – «Родня». Это было его первое обращение к современной теме, поскольку до этого все его фильмы были посвящены далекому прошлому. На главную роль Михалков пригласил Нонну Мордюкову и ни разу не пожалел о своем выборе. Правда, без скандала все равно не обошлось – один раз именитая актриса все-таки «взбрыкнула», едва не поставив на грань срыва весь съемочный процесс. Случилось это в середине октября, когда на вокзале в Днепропетровске снимали эпизод «проводы новобранцев в армию». Вот как об этом конфликте вспоминает сама Н. Мордюкова:
«Началось с того, что Никите нужно было снять мое лицо с наитрагичнейшим выражением. Это финальный эпизод на вокзале, где провожают новобранцев в армию и я между ними кручусь с ведрами, ищу бывшего мужа, Вовчика ищу. Я твердо решила позвать его домой, в деревню, обо всем сговорились вчера. „Ведь ты же обещал… Нам надо ехать… Эх, ты!..“ Мне сыграть надо было смятение, граничащее с потерей и гибелью. Я знала, как готовиться к такому крупному плану и как его выдать на-гора. Никита знал мои возможности, но хотел чего-то большего. (Мы слышали, что за границей кинорежиссеры сильно бьют актрису по лицу, отскакивают от камеры, и оставленная актриса „гениально“ играет – и слезы ручьем, и тоска прощания. Люкс!) И вот Никита „приступил к получению“ такого выражения лица, которого не было у меня еще ни в одном фильме.
Уселся, лапочка моя, на кран вместе с камерой и стал истошно орать – командовать огромным количеством новобранцев и выстраивать в толпе мою мизансцену. Я на миг уловила, что ему трудно. Мегафон фонит, его команды путают, а мы с Ванькой Бортником – «мужем» – индо взопрели от повторных репетиций. Вдруг слышу недобрую, нетворческую злость в свой адрес. (Мордюкова не пишет, что Михалкова вывело из себя еще и то, что перед самой съемкой актриса, вместо того чтобы собраться и как следует подготовиться, сидела в вагончике с Риммой Марковой и потягивала винцо. – Ф. Р.) Орет что есть духу:
– Ну что, народная артистка, тяжело? Тяжело? Подложите-ка ей камней в чемодан побольше, чтобы едва поднимала.
Шум, гам, я повинуюсь. Чемодан неподъемный, но азарт помогает. Снова, снова и снова дубли. Чувствую, что ему с крана виднее и что-то не нравится. Для него быть в поднебесье на виду у молодежи и не решить на их глазах, как снимать, – невыносимо.
– Ну что, бабуль, тяжело? А? Не слышу! Подложить, может, еще?
– Мне не тяжело! – срывая связки, ору ему в небо. – Давай снимай!
– Нонна Викторовна! Делаю картину я. Могу слезть и показать вам, как нести тяжесть и в это же время искать свою надежду, своего мужа Ваню. Где ты, Иван?
– Здесь я! – с готовностью кричит Ваня Бортник.
– Вы видите его, народная артистка? Или вам уже застило? Да, трудно бабушкам играть такое.
Я поставила тяжеленные вещи и устремилась к вагончику. (На съемке у нас вагончик – комната отдыха.) До сих пор не могу понять, как Никита почти опередил меня, и в тот момент, когда я стала задвигать дверь, он вставил в проем ступню и колено. Не пускает. Я тяжело дышу, вижу, что и он озверел. Ткнула его со всей силы кулаком в грудь – не помогает. Схватила за рубашку, посыпались изящные пуговички с заморской пахучей одежки. Тут я пяткой поддала по его колену и, ничего не добившись, кинулась на постель.