Скандинавские сказания о богах и героях
Шрифт:
Он подошел к дубу и, схватив одной рукой рукоятку меча, выдернул его из ствола так же легко, будто вынимал его из ножен.
Все невольно вскрикнули, восхищенные исполинской силой молодого Вольсунга. Не меньше восторгов вызвал и сам меч. Он был действительно великолепен. Испытывая его, Сигмунд вырвал у себя волосок и бросил на лезвие. Едва коснувшись меча, волосок распался на две части. Раздались новые крики восторга.
– Послушай, Сигмунд, - сказал Сиггейр, который все время с завистью смотрел на меч, - продай его мне. Я дам тебе за него столько же золота, сколько он весит.
– Если бы тебе подобало его носить, - насмешливо
Король Гаутланда вздрогнул от обиды. Но он был достаточно умен, чтобы не дать волю своему гневу, и весело расхохотался, дружески похлопав Сигмунда по плечу.
– Ну, так носи его сам, - воскликнул он, - а мы выпьем за то, чтобы подвиги, которые ты совершишь этим мечом, навеки прославили твое имя.
Сказав это, он взял из рук слуги полный рог меду и осушил его одним духом. Остальные последовали его примеру, после чего веселье в зале вспыхнуло с новой силой и продолжалось уже без всякой помехи до самого утра.
Однако с первыми же лучами солнца Сиггейр поднялся и, обращаясь к Вольсунгу, сказал:
– Подул попутный ветер, дорогой тесть, и я хочу воспользоваться им, чтобы сегодня отплыть домой. Позволь же поблагодарить тебя за гостеприимство и радушие, за которые я надеюсь вскоре отплатить тебе тем же.
Лицо старого Вольсунга омрачилось.
– Ты слишком рано собрался в дорогу, - возразил он.
– У нас не в обычае кончать свадебный пир так скоро.
– Знаю, - ответил Сиггейр.
– Но я и не собираюсь его кончать. Я получил важные известия и должен спешно вернуться домой, но, если ты со всеми, кто здесь присутствует, через две недели пожалуешь ко мне в Гаутланд, мы продолжим там то, что начали здесь, и поверь, я сумею ответить гостеприимством на гостеприимство.
Слова Сиггейра вызвали одобрительные крики гостей, которые уже заранее радовались предстоящему празднику.
– Я принимаю твое предложение, - сказал старый Вольсунг, - и даю тебе слово, что через две недели буду у тебя в Гаутланде со всеми, кто пожелает мне сопутствовать. А таких, добавил он, оглядывая зал, - наберется немало.
– Чем больше гостей ты привезешь, тем веселее нам будет, - приветливо улыбаясь, ответил Сиггейр.
Он попрощался с Вольсунгом и вышел, чтобы приказать своим людям собираться в дорогу.
В этот момент Сигни, которая до сих пор безучастно сидела на своем месте, вдруг бросилась на колени перед старым королем и со слезами на глазах воскликнула:
– О дорогой отец! Молю тебя, позволь мне не ехать! Не верь Сиггейру; он коварен и злобен. Пусть уезжает он один в свой Гаутланд, а я останусь здесь, с тобой и братьями!
– Ты сошла с ума, Сигни!
– сердито взглянув на дочь, отвечал старый Вольсунг.
– Как могу я нанести такое оскорбление своему гостю и зятю, да к тому же такому уважаемому человеку, как Сиггейр! Немедленно ступай к нему и не смей подавать даже виду, что он тебе неприятен!
Сигни понурила голову и, не говоря больше ни слова, вышла вслед за Сиггейром. А два часа спустя корабли гаутландцев уже покинули землю франков и быстро понеслись по бурным волнам Северного моря. Они увозили Сиггейра и его молодую жену, глаза которой до последней минуты были устремлены на юг, к родным берегам, словно она предчувствовала, что уже никогда больше их не увидит.
СМЕРТЬ ВОЛЬСУНГА
Старый Вольсунг сдержал обещание, данное им зятю. Ровно
Плавание франков было удачным. Попутный ветер быстро нес вперед их легкие, похожие на большие лодки корабли, и однажды под вечер они увидели перед собой суровые скалистые берега Гаутланда. Путники приветствовали их радостными криками. В ожидании скорого отдыха и обещанного Сиггейром богатого угощения они затянули веселую песню и еще дружнее налегли на весла.
Лишь один старый король не разделял общего веселья и, стоя на носу своего корабля, с удивлением всматривался в быстро приближающийся берег. Он ожидал, что Сиггейр, заранее зная о его прибытии, с богатой свитой выйдет к нему навстречу, но все вокруг было пусто, и только на одной из прибрежных скал виднелась высокая, стройная фигура женщины. Лучи заходящего солнца играли в ее длинных золотистых волосах. Прижав к груди свои белые, украшенные тяжелыми браслетами руки, она напряженно всматривалась в подплывающие корабли, а потом вдруг, как бы не в силах далее ждать, бросилась в воду и поплыла им навстречу. Вскоре она поравнялась с кораблем Вольсунга и, схватившись руками за борт, одним быстрым и ловким движением поднялась на палубу.
Это была Сигни. С ее платья и волос ручьями стекала вода, щеки побелели. Не говоря ни слова, она бросилась к ногам отца и прижалась лицом к его коленям.
– Что с тобой, дочь моя?
– воскликнул старый Вольсунг. Где твой муж? Уж не случилось ли с ним какого-нибудь несчастья?
При этих словах отца Сигни резко выпрямилась. Ее большие синие глаза потемнели от негодования.
– Ах, если б это было так!
– гневно вскричала она.
– Но нет, с ним не случилось несчастья. Это он готовит несчастье другим. Там, - и она показала рукой на длинную гряду прибрежных скал, - там, за этими скалами, он собрал несметное войско, которому приказано напасть на вас, едва вы высадитесь на берег. Таков будет тот пир, на который он вас пригласил. Не медли же, отец мой! Прикажи повернуть корабли и, пока не поздно, направить их прочь от этой проклятой земли!
Сигни говорила так громко, что ее слова были слышны на всех кораблях. Франки положили весла и молча смотрели на своего короля. Лицо старого Вольсунга было угрюмо. Его косматые седые брови сдвинулись. Наконец он решительно покачал головой.
– Ты мне не веришь, отец?
– в отчаянии вскричала Сигни. О, клянусь, клянусь всеми богами, что я сказала правду!
– Я верю тебе, дочь моя, - спокойно ответил старый король, - и мне не нужно твоих клятв. Но еще в молодости я сам дал клятву никогда не отступать перед врагами, как бы сильны они ни были. Эту клятву я сдержу и теперь. Мы высадимся на берег и примем бой с дружинами твоего мужа.
Сигни побледнела еще больше, но потом ее глаза сверкнули, и она гордо подняла голову.
– Хорошо, отец, - сказала она, - поступай так, как ты считаешь нужным. Позволь только мне остаться с вами и разделить вашу победу или вашу смерть!
Суровые, словно высеченные из гранита черты старого вождя немного смягчились, но лишь на одно мгновение.
– Нет, Сигни, - произнес он решительно, - не мне нарушать обычаи наших предков. Ты замужем, и не судьба отца и братьев, а судьба мужа отныне должна стать твоей. Ты вернешься к Сиггейру и останешься с ним навсегда.