Скандинавские сказания о богах и героях

Автор неизвестен

– Не Сигурд, а Гуннар прошел сквозь пламя?
– повторила Гудрун.
– Так значит ты ничего не знаешь?

– Да, да, не Сигурд, а Гуннар!
– почти закричала Брунхильд.
– Твой Сигурд жалкий трус по сравнению с моим мужем, и ты недостойна даже стоять рядом со мной, женой такого героя!

Кровь бросилась в голову Гудрун. Уже не сознавая, что делает, она шагнула вперед и поднесла к лицу бывшей валькирии свою руку, на которой ярко сверкал Андваранаут.

– А это кольцо ты тоже дала Гуннару?
–

спросила она дрожащим от волнения голосом.
– Так объясни же, как оно попало ко мне. Уж не думаешь ли ты, что его подарил мне мой брат?

Брунхильд пошатнулась и схватилась рукой за сердце.

– Откуда оно у тебя?
– еле слышно произнесла она.

– Я получила его от того, кто прошел сквозь огненную стену, от моего мужа, Сигурда!
– торжествующе сказала Гудрун, успокаиваясь при виде волнения невестки.

– Ты лжешь!
– снова закричала та.
– Ты лжешь! Ты лжешь!

– Я лгу?
– рассмеялась Гудрун.
– И это говоришь ты, мудрая валькирия? Да разве Грани пошел бы под кем-нибудь другим, кроме своего хозяина? Разве ты сама не сумела отличить голубых глаз Сигурда от серых глаз моего брата?

Но Брунхильд ее уже не слушала. Разбрызгивая кругом воду, она стремительно выскочила на берег и, подхватив на ходу свое платье, не оглядываясь, побежала к замку.

"Уж не сказала ли я чего-нибудь лишнего?
– подумала Гудрун, оставшись одна.
– Но ведь Брунхильд сама виновата: зачем она меня оскорбила?"

Взволнованная и опечаленная своим разговором с невесткой, она еще долго купалась, а потом гуляла по окрестностям замка и вернулась домой только к ночи. Тут ее поджидал встревоженный Гуннар.

– С Брунхильд что-то случилось, - сказал он.
– Она не выходит из своей спальни, не ест, не пьет и все время молчит. Уж не околдовал ли ее кто-нибудь?

Гудрун опустила глаза: ей не хотелось рассказывать об их ссоре.

– Я ничего не знаю, брат, - тихо отвечала она и поспешила уйти к себе.

Все последующие дни Брунхильд не выходила ни к завтраку, ни к обеду, ни к ужину. Забившись в угол и уставившись глазами в стену, она, словно окаменев, не двигалась с места и не отвечала, когда ее о чем-нибудь спрашивали. Гуннар был в отчаянии.

– Пойди к ней, Хогни, - умолял он брата.
– Может быть, тебе она объяснит, что с ней произошло.

Хогни с недовольным видом отправился к бывшей валькирии и вскоре вернулся обратно.

– Лучше оставь ее в покое, Гуннар, - сердито проворчал он.
– По-моему, она просто капризничает. Еще день, два, и все пойдет по-прежнему.

Король недоверчиво покачал головой, а стоявшая тут же Гудрун, которая чувствовала свою вину перед невесткой, хотя и не понимала ее горя, нерешительно предложила:

– Дай я сама поговорю с ней, Гуннар. Мне кажется, что это не колдовство и не простой каприз.

Робко

войдя в спальню королевы и увидев ее воспаленные от бессонных ночей красные веки и бледно-матовое, как у покойницы, лицо, Гудрун не на шутку испугалась.

– Брунхильд, Брунхильд, - позвала она.
– Это я, Гудрун, пришла повидаться с тобой. Скажи мне, чем ты так опечалена?

Темно-синие глаза валькирии оставались неподвижными и безжизненными. Казалось, она ничего больше не видела и не слышала.

– Брунхильд!
– не выдержав, заплакала Гудрун.
– Успокойся, Гуннар любит тебя больше всего на свете и в своей храбрости не уступит Сигурду. Он не прошел сквозь огонь только потому, что Грани его не послушался.

И, бросившись на колени перед невесткой, она обняла ее руками за талию.

Брунхильд не шевельнулась, не попыталась вырваться, и на мгновение Гудрун почудилось, что она обнимает труп.

– О боги, что я наделала!
– в отчаянии вскричала она, выбегая из спальни.

Часом позже, незадолго до заката солнца, в замок прискакал Сигурд. Он вернулся еще более мрачным, чем поехал, и без обычной теплоты ответил на объятия жены, но Гудрун приписала это его горю по матери.

– Ах, Сигурд, если бы ты только знал, что я наделала! чистосердечно призналась она.
– Я показала Брунхильд Андваранаут, и теперь она вот уже который день не ест, не пьет, не спит и, того и гляди, расстанется с жизнью.

Богатырь вздрогнул.

– Как же ты могла раскрыть ей нашу тайну?
– воскликнул он.
– Знаешь ли ты, что теперь она возненавидит меня, как самого злейшего врага, и мы должны будем немедленно уехать из замка твоего брата!

– Но почему же, Сигурд?
– не поняла Гудрун.
– За что ей тебя ненавидеть? Разве Гуннар так плох? Не лучше ли тебе поговорить с Брунхильд и попросить у нее прощения?

– Мне с Брунхильд?
– медленно произнес Вольсунг.
– Нет, она...

Он не успел договорить, так как в это время в дверях показались Гуннар и Гутторн, которого тоже вот уже целую неделю не было в замке.

– Прости меня, Сигурд, - обратился к своему другу старший Гьюкинг, - но мой сводный брат уверяет, что Брунхильд заколдована и что только ты один можешь избавить ее от этих чар.

– Да, это так, - подтвердил Гутторн, с лукавой усмешкой поглядывая то на короля, то на богатыря.
– Поговори с ней, сын Сигмунда, и ей сразу станет лучше.

– Помоги ей, Сигурд!
– попросила его и Гудрун, ласкаясь к мужу.

Вольсунг с минуту поколебался, а потом выпрямился и решительно тряхнул головой.

– Хорошо, если вы все этого хотите, я пойду к ней, - сказал он.

Когда богатырь открыл дверь в королевскую спальню, Брунхильд уже не сидела в своем углу, а стояла у окна, и ее глаза снова блестели, как и прежде.