Скандинавский детектив. Сборник

Ланг Мария

— Остальное ты и сам понимаешь, верно?

В голосе премьера звучали усталость и отчаяние. Он потянулся к сигаре, жадно затянулся.

Ольсон испытующе смотрел на него. Наконец до него начало доходить. И Сундлин вскоре подтвердил его подозрения.

— Полагаю, ты уже понял, — сказал он. — Похитителям нет никакого дела до Енса Форса. Им нужны мои деньги. Требуют полмиллиона.

— Господи Боже! — вырвалось у Ольсона.

— Вот именно, — кивнул Сундлин.

— Но зачем ты мне это говоришь? — спросил Ольсон, и прозвучало это как упрек.

— Потому что рассчитываю на твою помощь.

— Нужно признать, это уже немало.

— Верно.

— Значит, в первый раз ты получил сразу два письма.

— Разумеется.

— И ты намерен заплатить?

— А у меня есть выбор?

— Может, ты с ними уже даже встречался?

— Нет.

— Говорил по телефону?

— Тоже нет.

— Когда нужно передать деньги?

— Завтра. В тот же час, когда Енс будет выслан в Албанию.

— И где?

— На станции в Соллентуне. Прочитай сам.

Сундлин извлек письмо из-под сукна, все еще прикасаясь к нему так, словно это была дохлая мышь. Ольсон раскрыл конверт с машинописным текстом: «До сих пор вы следовали нашим указаниям, и с вашей дочкой и ее воспитательницей ничего не случилось. Чувствуют они себя хорошо. Полагаем, вы уже приготовили деньги и надежного посредника. Надеемся, вы последовали нашим предыдущим указаниям и деньги подобраны в мелких банкнотах разных серий и номера их не подряд.

Деньги уложите в самую обычную сумку. Посредник должен сесть в поезд на Соллентуну, отходящий из Стокгольма в 14.42. В Соллентуне пусть остается на перроне, ожидает поезда с противоположной стороны и ждет у первого вагона. Когда двери будут закрываться, пусть сунет сумку в переднюю дверь вагона, наш человек ее заберет.

И помните: жизнь вашей дочери зависит от того, станете ли вы действовать по инструкции и не будет ли уведомлена полиция».

И это все. Совершенно машинально Ольсон свернул письмо.

— Я хочу, чтобы деньги передал ты, — сказал премьер.

От его сильной личности мало что осталось. Похоже, он уже сдался. Нижняя губа дрожала, он был готов расплакаться. Ольсон невольно растрогался и тщетно пытался сдержать это чувство.

— Но я же полицейский, — сказал он наконец. — И не могу участвовать в подобных делах. Это невозможно.

— Ты получишь, сколько захочешь.

— Не говори лишнего.

Сундлин, однако, вновь обрел прежнюю твердость. В только что мутных глазах что-то блеснуло.

— Чего ты добьешься, если обо всем доложишь?

— Да ничего.

— Вот именно. Ни ты, ни кто другой ничего с этого не получат.

— Не совсем так. Не забывай о своих политических противниках. Они наверняка выиграют выборы.

— Может, и выиграют, но такой скандал приведет к необратимым последствиям в политической жизни.

— Это безумие! И ты сам себя загнал в ловушку.

— Это правда, но я не просто Бенгт Сундлин. Я премьер этой страны. И совершил непоправимую ошибку, как политическую, так и моральную. Вопрос только в том, пойдет ли кому-то на пользу, что эта ошибка станет предметом публичного обсуждения.

— Этот аргумент меня не убеждает. — Ольсон особо подчеркнул слово «этот».

Сундлин за завесой дыма прищурился.

— А какой бы тебя убедил?

— Чисто человеческий. И, что хуже всего, я подозреваю, что ты давно это предвидел. А все остальное — только дымовая завеса. Я не хочу иметь на совести жизнь твоей дочери. Но обещаю молчать только до тех пор, пока твоя дочь и ее воспитательница не окажутся в безопасности.

Сундлин вздохнул.

— Этого достаточно.

ПЕРЕЕЗД

В субботу утром Арне проснулся с жуткого похмелья. Когда сел, его повело, как на карусели. Так что он предпочел медленно и осторожно лечь, а маленькие злые человечки все тыкали его в мозг острыми, как бритвы, ножичками.

Повернув голову, Арне заметил Боссе. Тот выглядел вполне свежо и трезво. Он как раз доедал яйцо всмятку. Из кухни тянуло кофе. От запаха Арне еще сильнее замутило.

— Доброе утро, — ухмыльнулся Боссе. — Как самочувствие?

— Ужасно голова болит.

— М-да, недурно она тебя приложила. Вместе с похмельем это должно здорово отравлять тебе жизнь. А что, собственно, тут произошло?

Арне молчал. Он был просто не в состоянии разговаривать. И совершенно не мог собраться с мыслями.

— Наверняка тебе приспичило ее пощупать!

Арне пытался протестовать, но вышло хуже некуда. Надо бы круто осадить Боссе, но подходящие слова в голову не приходили. Дышалось тяжело, грудь вздымалась, он жадно глотал воздух. Его опять мутило, и Арне изо всех сил пытался усмирить бунтующие горло и желудок.

— Женщин лучше остерегаться, — заметил Боссе.

— Может, тебя кастрировали?

Боссе на такое предположение даже не обиделся, лишь усмехнулся, да сверкнули зеленоватые глаза.

— Нет, почему, я женщин люблю. Но только все в свое время. По этой части Моисей был прав.

— Какой еще Моисей?

— Да так, я вспомнил Библию. Сидя в Лангхольмен, я проштудировал Библию от корки до корки. Толковая книга. Разумеется, если не принимать ее слишком всерьез. Когда мне было лет четырнадцать-пятнадцать, я даже пользовался Библией как порно.

— Порно?

— Да, уж больно здорово там у Иезекииеля… — Боссе громко рассмеялся.

Арне как можно осторожнее повернул голову в одну сторону, потом в другую. Болело так, что задрожали ноздри. Переносица почернела от удара, кровоподтек отливал синим и лиловым.

Боссе старательно выскреб яйцо из скорлупы и откусил побольше хлеба. Потом с явным удовольствием глотнул смоляно-черный кофе.

— Который час? — спросил Арне.

— Скоро девять.

Арне силился собраться с мыслями. Что-то нужно было припомнить, но никак не получалось. Он закрыл глаза. Это помогло.