Скандинавский детектив. Сборник
Шрифт:
— А потом?
— Потом мы будем точно знать, идет ли речь об убийстве.
— Странная история, черт меня возьми!
Вармин показал на памятник на соседней могиле. Спереди тот был слабо освещен светом из окон мертвецкой. На верхушке памятника почила мертвым сном мраморная белая голубка.
— Там лежит фрекен Розенбок, — сообщил директор кладбища. — Ну и кашу она заварила! Вначале угодил за решетку Боттмер…
— Она тут ни при чем. Так же как и не виновата в том, что пастор поживился ее пожертвованиями.
— И это правда. Помните, что написано на памятнике черным но белому: «Память о ней будет жить вечно!»
Он зло пнул камень, который исчез в темноте. Кто-то испуганно шарахнулся во мраке.
— Зайцы, — пояснил Вармин. — Их тут полно. Эти гады объедают венки.
Шорох затих. Через минуту Вармин опять спросил:
— Ну а если выяснится, что это убийство? Кто мог это сделать?
— Я знаю не больше вас.
— Чертова история, — вспылил председатель городского совета. — Худшей рекламы для нашего города просто не придумаешь. Кстати, как там у них дела?
Они заглянули в мертвецкую. Доктор потрошил внутренности Боттмера.
— Оставьте желудок в тазу, но поверните его на бок. Ладно, пусть лежит так. Подайте мне ножницы. «Из содержимого желудка были взяты следующие образцы…»
У ассистента были наготове пробирки, которые следовало пронумеровать в соответствии с записями в протоколе. Сержант Стромберг писал перечень. Прокурор и директор кладбища стояли в дверях, наблюдая издалека. Патологоанатом приступил к решающему моменту своей работы.
Для коммерсанта Викторсона наступили тяжелые времена. В его присутствии никто не сказал ни единого укоризненного слова, но все были напряжены и выжидали.
Он пытался противостоять буре, как привык делать это всю жизнь, напряженной работой. Как обычно решал вопросы в своем комитете, твердой рукой вел свой бизнес и ездил за город с деловыми партнерами. Женщины видели его дома только за столом, но и тогда на их вопросы он отвечал односложно, а вечером, возвращаясь домой, падал с ног от усталости.
С приятелями он не встречался. У пастора случился нервный срыв, и его отвезли в больницу. Городской нотариус демонстрировал ему неприкрытую враждебность. Даже доктор Скродерстрем стал его избегать.
На третий день после эксгумации — естественно, утаить ее не удалось, — коммерсант отправился по делам в деревню. Вернулся он приободренный. Сельские жители всегда были его друзьями, стояли за него и сейчас.
Он направился прямо к себе в контору. Продавец, который у стола на складе заворачивал товар для отправки автобусом, удивленно глянул на него. Коммерсант не обратил внимания, к удивленным взглядам он уже привык.
Когда он отворил дверь конторы, секретарша в смятении сорвалась с места.
— Кто-нибудь приходил, пока меня не было?
— Ну да… полиция.
— И что они хотели?
— Они наверху, в квартире.
Коммерсант пошел наверх. Перед дверьми на миг остановился и поискал ключ, потом прислушался к голосам в квартире. В прихожей его встретил криминальный ассистент, который вел дело Боттмера.
— Что тут происходит?
— Обыск. К сожалению, мы не знали, где вы, херр Викторсон. Иначе вас бы предупредили.
— Полагаю, у вас есть на это ордер?
— Разумеется.
Он подал коммерсанту бумагу, подписанную окружным судьей. Викторсон прочитал ордер дважды, причем постарался сдержаться. Потом взглянул на следователя и спросил с виду совершенно спокойно:
— Что-то нашли?
Длинноногий следователь не ответил, но по его лицу скользнула победная ухмылка.
СУДЕБНОЕ РАЗБИРАТЕЛЬСТВО НАЧИНАЕТСЯ
Взревели трубы Страшного суда,
И гром колоколов вгоняет в дрожь.
Что толку плакать? Слезы — как вода,
Содеянного прежде не вернешь.
Сокрыть грехи вам не поможет ложь.
Ночью пошел снег и все еще сыпал тяжелыми хлопьями. Люди по улицам ходили почти неслышно.
Здание суда никогда еще не видело такого нашествия. Двор возле него был запружен машинами, которые быстро засыпало снегом. В вестибюле стоял полицейский Джо с приказом останавливать и разделять людей по нужным группам. И пахло там будто на зимних похоронах в бедном доме — мокрой шерстью и мокрой обувью, нафталином и табаком.
— Нет, к сожалению, все сидячие места уже заняты, но можете встать в очередь. Послушайте, уберите свою собаку! Ага, удостоверение прессы, тогда вам вон туда, первая дверь направо. Говорю вам, уберите свою собаку!
В боковом коридоре, где предстояло пройти участникам процесса, толпилось несколько фотографов из газет. Там же поджидали и два репортера из столицы; ветераны уголовной хроники докуривали последние сигареты перед началом заседания. У одного из них были пышные рыжие бакенбарды.
— Ну и дыра же тут, — заметил другой.
— Есть и хуже, — не согласился обладатель бакенбард. — Я как раз вспоминаю, как однажды…
— Идет окружной прокурор.
Действительно появился окружной прокурор — совсем молодой человек, неприметный, с блеклыми серыми глазами. При виде фотографов меж его бровей собралась складка — не потому, что он на них сердился, а потому, что озабоченная складка полагается обвинителю по делу об убийстве. За ним шел длинноногий следователь с огромной стопкой документов. Засверкали вспышки, и обвинитель со спутником исчезли в зале суда.