Скандинавский детектив. Сборник
Шрифт:
— Кроме того, вы ему сказали, что я был пьян. Как не стыдно! Зачем это?
— Не помню, чтобы я это говорил, — ответил Хилдинг. — Во всяком случае, слова «пьян» я, по-моему, не произносил. Я только сказал, что мы сидели в баре, беседовали и пили гимлит.
— Но от гимлита не опьянеешь, — буркнул я и сделал глоток. Гимлит был кисловатый и по вкусу напоминал недозрелый крыжовник.
— Значит, вы провожали Марту не от филфака, а до? — уточнил я. — И она отправилась туда после следственного эксперимента?
Он немного подумал, посасывая свою большую светлокоричневую сигару, а потом кивнул.
— Вы уверены, что я неправильно вас понял?
Он долго и подозрительно смотрел на меня. Потом он снова расплылся в улыбке. Однако меня уже начинало тошнить от этого оскала белых зубов. Интересно, зубы у него свои? Для своих они слишком красивы.
— Что ты хочешь сказать? — спросил он.
Его ложь уже перестала быть правдоподобной, хотя сам он, похоже, этого и не замечал.
— Я хочу сказать то, что сказал, не больше и не меньше. И, по-моему, выражаюсь достаточно ясно.
— Другими словами, ты обвиняешь меня во лжи? — до: гадался Хилдинг. Судя по виду, он вовсе не был оскорблен, а только посмотрел на меня из-под густых бровей, затянулся и выпустил маленькое колечко дыма. До поры я решил не накалять обстановку.
— Ну, от этого я далек. Вероятно, вам нужно верить. Возможно, я просто ошибся.
Теперь я лгал столь же неправдоподобно, как и Хилдинг. Он по-прежнему косился подозрительно и сухо бросил:
— Да, ошибся.
Потом снова улыбнулся своей надоевшей мне улыбкой и сказал уже спокойнее:
— Память — вещь ненадежная, спутать ничего не стоит.
Я подумал, что спутать «от» и «до» не так легко. Но чтобы как следует прижать его, мне надо было еще кое-что узнать. Выяснить, что делала Марта вчера после следственного эксперимента. Я извинился, вышел и позвонил Эрнсту Брубергу.
— Алло, это опять я. Извините, что я звоню так поздно, но мне могут понадобиться некоторые данные. Мне нужно знать, что делала Марта Хофштедтер после следственного эксперимента.
Некоторое время Бруберг молчал. Потом спросил, где гарантия, что я не продам эти сведения какому-нибудь газетчику. Однако мне удалось убедить его, что я никак не связан с газетами, и меньше чем за десять минут он рассказал мне все, что следовало из показаний Германа Хофштедтера, Петерсена и Бергрена.
— А что вы сами делали вчера около половины десятого? — нахально спросил я.
— Провожал прокурора, — ответил он. — И примерно в это время мы находились возле инфекционной больницы. Лучшего алиби не придумаешь.
Я согласился, поблагодарил его, пожелал доброй ночи и вернулся к Хилдингу.
Потом мы стояли на Фюристорге. Было холодно, сыро и мерзко.
— Может быть, поедем ко мне и чего-нибудь выпьем? — предложил Хилдинг.
— Спасибо, неплохая идея.
— Возьмем такси.
Мы направились через площадь к стоянке такси. Вдруг со стороны площади Святого Эрика появилась машина. Она неслась на огромной скорости, и мы метнулись на тротуар, чтобы не попасть под колеса. Это была белая «Джульетта спринт».
— Гоняет, как сумасшедший, — буркнул Хилдинг.
— Вы его знаете? — спросил я.
— Еще бы! Это Йоста Петерсен.
Хилдинг жил в огромной старой вилле — жутковатой постройке из камня и дерева, ровеснице века. Она стояла в самой глубине запущенного сада, со всех сторон обнесенного живой изгородью. Изгородь с годами становилась все гуще. Теперь сад был бережно окутан зимним мраком и погребен под снегом. Снег здесь никто не убирал. И лишь узенькая тропинка бежала от ограды до крыльца.
— Вы живете здесь в полном одиночестве, — заметил я.
Мы стояли в темной узкой прихожей и снимали верхнюю одежду. На одной из стен было зеркало до потолка. Стекло было мутное и грязное. У зеркала стоял низкий столик, а на нем — давно не мытая пепельница и телефон. На второй этаж вела широкая деревянная лестница. Кроме входных дверей я заметил еще по одной с каждой стороны. Воздух в прихожей был спертый и затхлый.
— Тут просторно, — заметил я.
— Да, места хватает, — кивнул хозяин. — Ты знаешь, наверное, что я был женат. Моя бывшая жена и дети живут сейчас в Салабакаре.
Он взял мое пальто и повесил на вешалку. Я поправил перед зеркалом галстук.
— Этот дом мне достался от родителей, — продолжал Хилдинг. — Так сказать, родовое гнездо, я даже не представляю, как мог бы жить где-нибудь еще.
Он провел меня в гостиную. Собственно говоря, эту комнату уже нельзя было назвать гостиной в обычном смысле слова. Здесь удивительно смешивались самые разные стили: старая массивная высокая мебель, а рядом — абсолютно современная и легкая. Большой камин был облицован красным кирпичом, а на каминной полке зеленого мрамора стояли два подсвечника и несколько фарфоровых статуэток. Колпак над камином, сужающийся к потолку, был выкрашен в белый цвет. В одном углу стояло старое бюро, в другом — покрытый пылью телевизор и великолепная радиола. На стенах висели картины неведомых мне художников в тяжелых золоченых рамах. Меж двух окон в свинцовых переплетах стоял большой книжный шкаф. Над ним висели старинные часы. Под потолком сияла огромная люстра, которая никак не гармонировала с мебелью. Двери на балкон прикрывали тяжелые шторы из бордового бархата.
У стены стоял современный мягкий гарнитур: диван, два кресла и журнальный столик. Там мы и расположились. Из маленького холодильника на кухне Хилдинг достал жареного цыпленка и бутылку красного вина.
— Ей надо было давно уйти от Германа, — начал он. — Они совершенно не подходили друг другу. Сколько раз я ей говорил, но она меня не слушала. И я ничего не мог поделать.
— Да, теперь уж наверняка ничего не поделаешь, — кивнул я.
— Что ты хочешь сказать?
— Вы слишком много об этом говорите. А говорить уже не о чем. Пустая трата слов.
— Ты прав, — мрачно вздохнул он. — Теперь все кончено.
Сунув в рот кусок цыпленка, он стал машинально жевать. Потом отхлебнул из бокала.
— Думаю, это все-таки Герман.
— Что — Герман? — спросил я.
— Думаю, это Герман ее убил. — Он в упор посмотрел на меня.
— Почему вы так думаете?
Хилдинг откинулся назад и положил руку на спинку дивана.
— Герман чертовски ревнив. Он шпионил за Мартой. Ходил за ней по пятам.
Хилдинг сделал паузу, наклонился и отхлебнул из бокала. Потом снова откинулся на спинку дивана.