Скарамуш. Возвращение Скарамуша
Шрифт:
– Последствия преждевременного применения силы вы уже не раз видели по всей Бретани и слышали, к чему оно приводит в других провинциях Франции. Насилие вызовет ответное насилие. Они только и ждут случая заявить о своих правах на власть и закабалить вас больше прежнего. Вызовут войска, и вас встретят штыки наемников. Не доводите дело до этого, заклинаю вас. Не провоцируйте их, не давайте им долгожданного предлога ввергнуть вас в грязь, смешанную с вашей же кровью.
Безмолвие нарушил новый крик:
– Что же нам делать? Что?
– Я скажу вам, – ответил Андре-Луи. – Богатство и сила Бретани сосредоточены в Нанте – в городе, который энергия буржуазии и тяжкий труд народа сделали одним из самых процветающих в королевстве. Именно в Нанте началось движение, вынудившее короля издать указ о роспуске нынешнего состава Штатов – указ, которому те, чья власть основана на привилегиях и злоупотреблениях, не подумали подчиниться. Надо известить Нант о том, что здесь происходит, и ничего не предпринимать, пока он не подаст нам пример. Как мы видели, он достаточно силен и может настоять на своем, чего нельзя сказать о Рене. Пусть он еще раз покажет свою силу, а до тех пор соблюдайте спокойствие. Только так вы победите. Только так акты насилия, свершаемые на ваших глазах, будут полностью и окончательно отмщены.
Андре-Луи спрыгнул с пьедестала статуи так же неожиданно, как и вскочил на него. Он выполнил свою миссию. Он сказал все, а возможно, и больше того, что мог бы сказать его убитый друг, с чьего голоса он говорил. Но слушатели не позволили ему незаметно ретироваться. Над площадью поднялся оглушительный гром голосов. Андре-Луи сыграл на чувствах народа – на каждом поочередно, – как искусный арфист играет на своем инструменте. Люди дрожали от возбуждения, вызванного его речью; в их душах пела надежда, разбуженная финальным аккордом сыгранной им страстной симфонии. Как только Андре-Луи оказался на земле, дюжина студентов подняла его на плечи, и он снова предстал взорам бурно аплодирующей толпы.
Изысканный Ле Шапелье с трудом протиснулся к нему: его лицо пылало, глаза сияли.
– Мой мальчик, – сказал он Андре-Луи, – сегодня вы раздули костер, который пламенем свободы разгорится по всей Франции! – И, обратившись к студентам, коротко приказал: – В литературный салон! Быстро! Мы должны немедленно составить план действий. Надо срочно отправить в Нант делегатов и передать нашим друзьям послание народа Рена.
Толпа расступилась, и по образовавшемуся проходу студенты понесли героя дня. Выразительно жестикулируя, Андре-Луи призывал всех разойтись по домам и терпеливо ждать грядущих событий.
– С невиданной стойкостью веками сносили вы притеснения, – польстил он им. – Потерпите еще немного. Конец уже близок, друзья мои.
Его вынесли с площади и понесли по Королевской улице к одному из немногих старых домов, уцелевших в этом восставшем из пепла городе. На верхнем этаже дома, в комнате, освещенной ромбовидными окнами с желтыми стеклами, обычно проводились собрания литературного салона. Вскоре сюда стали стекаться его члены, извещенные посланиями, которые Ле Шапелье успел отправить им по пути с площади.
В комнату набилось человек пятьдесят. Большинство из них были люди молодые, пылкие и воодушевленные призрачными мечтами о свободе. За закрытыми дверьми раскрасневшееся, взволнованное общество приветствовало Андре-Луи, словно заблудшую овцу, вернувшуюся в стадо, и обрушило на него целый поток поздравлений и благодарностей.
Затем они принялись обсуждать свои ближайшие планы. Тем временем двери дома взял под охрану стихийно возникший почетный караул. Он оказался очень кстати, так как едва члены литературного салона успели собраться, как нагрянули жандармы, которых господин де Ледигьер послал немедленно арестовать смутьяна, подстрекавшего народ Рена к мятежу. Жандармов было пятьдесят человек. Но будь их даже пятьсот, то и этого оказалось бы недостаточно. Толпа разбила их карабины, проломила некоторым головы и растерзала бы всех на куски, если бы они вовремя не протрубили отбой и не вышли из потасовки, на которую никак не рассчитывали.
Пока на улице происходили эти бурные события, в комнате наверху красноречивый Ле Шапелье держал речь перед своими коллегами. Поскольку здесь не свистели пули и было некому передать его слова властям, Шапелье, ничего не опасаясь, мог проявить свое ораторское искусство в полном блеске. Его недюжинный дар излился в речи, настолько же откровенной и жесткой, насколько изыскан и элегантен был сам республиканец.
Ле Шапелье похвалил речь коллеги Моро за силу и страстность, но прежде всего за мудрость. Слова Моро были для них неожиданностью. Прежде они знали его только как сурового критика своих реформаторских прожектов и не без дурных предчувствий услышали о его назначении делегатом дворянина в Штаты Бретани. Но им известно, из-за чего он сменил убеждения. Столь неожиданная перемена объясняется убийством их дорогого коллеги де Вильморена. На примере этого зверского деяния Моро наконец воочию убедился, сколь силен дух зла, который они поклялись изгнать из Франции. Сегодня коллега Моро заявил о себе как о самом стойком среди них апостоле новой веры. Он указал им единственно правильный и разумный путь. Иллюстрация, заимствованная Моро из естественной истории, весьма уместна. Самое главное – объединиться по примеру волков, обеспечить единство действий народа всей Бретани и немедленно послать делегата в Нант, который доказал свое право быть штаб-квартирой бретонских сил.
Энтузиазм Андре-Луи несколько остыл, и, сидя на скамье у окна, он в замешательстве внимал потоку красноречия, льющемуся из уст его коллеги.
Когда аплодисменты смолкли, он услышал громкий голос:
– Я предлагаю назначить делегатом самого уважаемого члена нашего салона – Ле Шапелье.
Ле Шапелье поднял голову в щегольском парике, и все заметили, что он побледнел. Пальцы его нервно теребили лорнет.
– Друзья мои, – медленно проговорил он, – я глубоко сознаю, какую честь вы оказываете мне. Но, приняв ее, я узурпировал бы честь, которая по праву принадлежит другому. Кто может достойнее представить нас, кто более заслуживает быть нашим делегатом и говорить с нашими друзьями в Нанте от имени Рена, чем борец, который сегодня уже облек в слова несравненной силы мысли и чувства этого великого города? Предоставьте эту честь тому, кому она принадлежит, – Андре-Луи Моро.
Под бурю аплодисментов, встретивших предложение Ле Шапелье, Андре-Луи встал, поклонился и тотчас согласился.
– Да будет так, – просто сказал он. – Возможно, мне действительно следует продолжить то, что я начал, хотя, по-моему, Ле Шапелье был бы более достойным представителем. Я выеду вечером.
– Вы отправитесь немедленно, мой мальчик, – возразил Ле Шапелье, и его дальнейшие слова объясняли его великодушие: – После всего случившегося вам небезопасно задерживаться в Рене. Вам надо выехать тайно. Никто не должен знать о вашем отъезде. Мне бы не хотелось подвергать вас лишней опасности. Вы должны отдавать себе отчет, на какой риск идете. Чтобы уцелеть и помочь нам в трудах по спасению нашей многострадальной Родины, вы должны быть предельно осторожны, передвигаться тайно и даже скрыть свое имя. В противном случае люди де Ледигьера схватят вас – и прощайте.
Глава VIII
Omnes Omnibus
Андре-Луи выехал из Рена навстречу куда более рискованной авантюре, чем мог вообразить, покидая Гаврийяк.
Он провел ночь в придорожной гостинице, рано утром продолжил путь и около полудня следующего дня добрался до Нанта.
За время одинокого путешествия по однообразным бретонским равнинам, особенно унылым в их зимнем убранстве, у него была возможность обдумать свои действия и положение, в котором он оказался. Из стороннего наблюдателя, проявлявшего чисто теоретический и отнюдь не благожелательный интерес к новым идеям общественного устройства и упражнявшего свой ум на этих идеях, как фехтовальщик упражняет глаз и руку, но не заблуждаясь относительно их сути, он неожиданно для себя превратился в смутьяна-революционера и пустился в революционную деятельность самого отчаянного свойства. Представитель и делегат дворянина в Штатах Бретани, он вопреки элементарному здравому смыслу одновременно оказался делегатом и представителем всего третьего сословия Рена.