Сказ о Халлеке Торсоне
Шрифт:
— Похоже, мы с тобой упускаем нечто… — она покрутила пальцами — нечто этакое, о существовании чего просто не догадываемся. И поэтому не видим, не замечаем. Давай уже отдохнём от этой темы, а то мозги замылились вконец.
— Подожди-ка, — Фарон, похоже, всё-таки нашёл что-то в витиеватых росписях на потолке. — Обязательно отдохнём. Но сначала озадачим аналитический отдел вот чем… Пиши.
И он принялся диктовать список вопросов на целый лист. Низа, шурша пером по бумаге, с трудом понимала, какое касательство к делу может иметь такой пункт как "Узнать, представители каких кланов Нордхейма обучаются в Академии и других учебных заведениях, предоставить изменение численности за двадцать лет, покланово". Однако, по мере заполнения листа, картина вырисовывалась
— Дописала? Отлично. Отнесу это аналитикам, они раньше чем к концу месяца всё равно не управятся, и так работы выше головы.
— Ты всерьёз все эти вопросы ставишь? — Низа кивнула на лист в руке Фарона.
— Разумеется. Но ни один из них пока не представляет настоящей опасности, самый близкий станет насущным лет через восемь-десять, не раньше. А с тем, что мы подкинули Халлеку, он окончательно запутается.
— Думаешь? — в голосе магессы звучало неприкрытое сомнение.
— Ну, — Фарон пожал плечами, — полной уверенности во всём быть не может, сама знаешь. Всегда есть некоторая вероятность, что что-то пойдёт не так как задумано. Но трудности надо разрешать по мере их поступления, верно?
Низа вздохнула.
— Так-то оно так, но что-то меня всё равно грызёт. Женская, чтоб её так, интуиция.
— Согласен. Поэтому будем повнимательнее.
Магесса встала и подошла к окну. Сегодня Белая Цитадель стала белой не только из-за камня стен и зданий, её медленно и мерно засыпал пушистый бесшумный снег. На обширной площади две дюжины курсантов обкидывали друг друга снежками. Чутьё Низы никогда не давало сбоев, но сейчас ей не хотелось, чтобы сбылись её опасения. Наверное, и правда пора отдохнуть от этой круговерти погонь и размышлений.
Распахнулась дверь, просунулась голова охранника.
— Вас срочно вызывают во врачебное крыло, — он протянул обрывок бумаги, зажатый в пальцах, — вот.
Фарон взял клочок, прочитал, его лицо перекосилось.
— Что такое?
— Сахиль. Какой-то непонятный приступ, её унесли прямо с занятий. Бегом.
В госпитале их встретил начальник медслужбы, вечно хмурый беглый сусассец Мардук Баал ал-Резани, затянутый в белый до ломоты в глазах халат.
— Ваша воспитанница потеряла сознание на тренировке по бою в ограниченном пространстве. Немного пришла в себя, но что-то постоянно бормочет. Всё что я смог разобрать — зовёт вас. Пойдёмте.
Девушка находилась в светлой небольшой палате с окном во всю короткую стену. Волосы намокли от пота, сиделка то и дело меняла ей холодный свёрток на лбу и обтирала руки и ноги. Глаза Сахили были закрыты, но губы трепетали, еле слышно бормоча какие-то отрывистые слова. Низа придержала Фарона у двери, набросила на себя "большое ухо" и тихонечко подошла к кровати — в таком состоянии обычные шаги гремели бы как подковы тяжеловоза по брусчатке. Но всё равно речь была неразборчива, магесса сначала едва разбирала отдельные слова на языке Нордхейма, а когда поняла, что Сахиль просто повторяет по кругу одно и тоже, как будто повторяя заученный текст, постепенно сложила всё воедино. Отойдя к Фарону, она перешептала ему услышанное. Казначей побледнел и неверяще посмотрел на магессу.
До Змеиной Халлек добрался за пятнадцать дней, не особенно торопясь. Лошадь у него была одна. Провинция Партон, земледельческий центр Весталии, чернела убранными и перепаханными "под снег" полями. Здесь зима ещё не вступила полностью в свои права и проявлялась лишь холодными до стеклянной корочки на воде, ночами. Река у берегов схватывалась "салом", но с восходом солнца оттаивала и продолжала нести спокойные в этой части течения воды на север, чтобы добавить их к потоку Мирной. Здесь Халлек задержался на пару дней, чтобы пополнить припасы, и двинулся дальше на юг, в сторону истоков Змеиной, находившихся в озерцах Пригорья. За этим пологим горным хребтом начинались
В паре дней пути от Пригорья перелески и степные рощи стали сдвигаться и густеть, дорога вела между всё более выделявшихся холмов. На горизонте уже смутно темнела масса хребта. Халлек остановился в небольшом, но очень оживлённом посёлке под названием Полоска. Сюда сходились на отдых егеря, на обмен и торговлю охотники, и здесь же неподалёку находился постоянный лагерь II Южного Легиона. Лагерь был скорее отдельным посёлком, укреплённым по всем правилам военного искусства, но все торговые и увеселительные заведения согласно обычаю находились только в ближайшем населённом пункте. Поэтому легионеры всех чинов и должностей в увольнительные ходили и ездили сюда, восемь вёрст — или пять миль, кто как считает — не расстояние. В общем, посёлок процветал. И естественно, что сюда же стекались новости со всей округи. Что-то протекало из разведотдела, что-то привозили купцы, приносили те же охотники и егеря, порой забиравшиеся за две сотни вёрст — всё оседало в трактирах и на постоялых дворах Полоски. Выбрать, где остановиться, было из чего, и нордхеймец не торопясь ехал по улице, наблюдая, какое заведение предпочитают младшие офицеры. Рядовые, кроме слухов, обычно мало что знают толкового, а старший командный состав предпочитает отдыхать в таких местах, куда его самого скорее всего не пустил бы вежливый, но настойчивый привратник.
Вскоре он вычислил постоялый двор "Рыжий хряк", большой, в два с половиной этажа и с обширным двором. Тщательно белёные стены, массивные балки и высокий каменный подклет выглядели просто и надёжно. На вывеске красовался огромный кабан с рыжей щетиной. Передав поводья мальчишке-конюху, наказал ему сразу отнести вещи в комнату. Мелкий, однако, стоял, выжидательно глядя на Халлека.
— Принесёшь, получишь монету. Шевелись, а то замёрзнешь, — сказал он и открыл дверь в общий зал.
Видимо, по случаю середины дня здесь было малолюдно. Из полутора десятков столов заняты были только четыре, да и то не полностью. У длинной стойки сидела ещё пара подозрительных личностей, о чём-то шепчущихся голова к голове. Или может просто успевших надраться и сейчас заверяющих друг друга во взаимном уважении. Трактирщик откровенно скучал и оживился, завидев нового посетителя.
Отпихнув локтем одного из бормотунов — а они и вправду были так налиты, что в глазах плескалось — Халлек поздоровался и оплатил на три дня вперёд одиночную комнату, включая кормёжку в общем зале. Трактирщик пошарил под стойкой, протянул ему ключ на большой деревянной бобышке и сказал, что здесь есть особые, отдельные моечные комнатки. Хмыкнув, нордхеймец кивнул. В долгой дороги приятно отлежаться в горячей воде. Однако обнаруженная загородка оказалась чем-то новеньким: углублённое, выложенное плоским камнем корытце, изогнутая труба и два рычажка. Жёлтый и белый.
Халлек задумчиво посмотрел на них. Потянул легонько жёлтый, из рожка на изогнутом конце трубы заклокотало, вылетело несколько облачков пара и мелкими струйками брызнула горячая вода. Помянув волосатую задницу йотуна, он вернул рычажок в прежнее положение и потянул белый. Вода ожидаемо потекла холодная. Тут в дверь постучали, это конюх притащил снятые с коня мешки и ранец. Одной стальной монеты ему показалось мало, он скроил недовольную гримасу, но был выперт за дверь. Разобравшись с тем, как применять загадочную штуковину, Халлек оценил новинку, и вскоре, освежённый и довольный, спустился в зал. Народу там прибавилось, и как раз среди новоприбывших появилось несколько в осеннем обмундировании. Махнув рукой одной из появившихся подавальщиц, он уселся через столик от одной такой компании и приготовился совместить приятное с полезным.