Сказ про Чудище-змеище, волхва, богатыря да мудрую девицу
Шрифт:
– Да здесь он, посох твой, что ему сделается. Ай, ухо-то отпусти!
– А почто он в земле весь? Опять на елке яблоки растил, а?
– Не на елке яблоки, а муравьев плясать учил...
Волхв отпустил, наконец, многострадальное гришкино ухо.
– Ишь ты, муравьев плясать... А ведомо ли тебе, вьюноша, что в посохе этом сила великая?
– Ну, ведомо...
– насупился тот, глядя в сторону.
– А ведомо ли тебе, Григорий, что силу эту можешь ты применить не только во благо, но и во вред. Али напрасно я тебя учил? Али не тому чему-нибудь?
– Тому...
– тяжко вздохнул Гришка.
– То-то же. Значится так, Григорий. Я - к царю на совещанию, а ты морковь прополи да рыбы налови. Да соседка Варвара просила на козу ейную глянуть: травы не ест, воды не пьет, все лежит и блеет жалобно.
– Да где ж мне успеть-то?
– Григорий, - опять повысил голос статный волхв.
– На что тебе знания тайные дадены? Чтоб девок охмурять али муравьев плясать учить? Аль чтоб хворобу лечить да землю свою родную беречь?
– Чтоб лечить да беречь, - тяжело вздохнул тот.
– То-то же. А я как ворочусь, покажу тебе пару новых наговоров про огонь да про воду.
Гришка мигом повеселел:
– А расскажешь потом, что у царя-то деется?
– Расскажу... Ишь, пострел, вырос уж - головой притолоку задеваешь, а балуешься как мальчишка.
– Да ладно тебе, деда. Ворочайся к ужину.
Явился волхв пред царевы очи. Рассказал ему царь Берендей про беды да заботы свои государственные: про водяного да про Чудище-змеище.
– Вот так-то, волхв. Что скажешь на это?
Пытлив взор царя, в самую душу заглядывает. Вздохнул тяжко волхв, бороду огладил, руки на посохе сложил:
– Что сказать тебе, царь? Хочешь ты Чудище-Змеище силой победить, голову ему отрубить? Али хочешь ты того Змея от земли своей отвадить?
– Темнишь, мудришь ты, волхв. А не одно и то же ль это?
– Нет, царь. Голову порубить чудищу - невелика задача, тут ума не требуется, была бы силушка великая, да меч богатырский. А вот узнать, почто нечисть наши луга облюбовала - тут уж без ума, ловкости да хитрости никуда.
– Да нужно ль оно тебе? Все одно - извести чудище, и дело с концом.
– Ведомо мне, царь, что в Холодных скалах немного уж осталось змеев-то летучих. Живут они многие сотни лет, да только змеенышей редко выводят. Рубили им головы богатыри, сводили их со свету колдуны, вот и оскудело племя змеиное. А в них ведь своя мудрость, своя сила. Вот кабы не супротив этой силы выступить, а на свою сторону ее поворотить.
– Вижу я, ищешь ты сложных путей, волхв. Сам что-ли будешь вызнавать про Змея-то?
– Сам я стар уже с чудищами разговоры разговаривать. Внука пошлю.
– Справится ли внук твой?
– Коли б сумневался я в нем, не посмотрел бы на немощь, сам бы в путь отправился. А так - наговорами, зельями да прочим волшебством помогу ему. Дорога-то, может статься, долгой будет.
– Будь по-твоему, волхв. Но гляди, сам напросился, ежели через месяц не покинет Чудище-Змеище наших земель, судить тебя буду строго.
– Твоя воля, царь. В месяц-от управимся. И про водяного я не позабуду, утихомирю.
Воротился волхв домой в превеликой задумчивости. Стал посреди двора да как гаркнет:
– Григо-орий!
– Не кричи, деда. Тута я.
Лохматая Гришкина голова с запутавшейся в вихрах паутиной вынырнула с чердака. Через секунду парень был уже внизу, подал деду напиться; посох, тайной силой облеченный, в угол поставил. Достал из печи чугунок с картохой, крынку молока на стол поставил. Только дед за ложку не взялся, а наперед усадил внука на лавку и про разговор свой с царем рассказал.
– Что ж это выходит, надо мне со Змеем сражаться?
– Не сражаться, дуралей, вызнать надобно, что ему в наших лугах. Может, обойдемся без кровопролитья. Чудище-то ни единого человека досель не сгубило, что ж мы на него войной пойдем.
– Дед, а может, силу нашу, волховскую, против чудища обратить?
– Эх, Гришка, неуж ты самого главного не понял? Сила наша - целебная, животворная, а не губительная. Нельзя ею живое существо погубить.
– Эвон как... А говорил: не только во благо, но и во вред...
– И сейчас скажу. Всякое благо можно во вред повернуть, коли с дурного ума применить да кривыми руками. С козой-то варвариной что?
– Прострел-травы объелась. Вылечил я ее, - отмахнулся внук.
– Ну да ладно. Снаряжу тебя в путь-дорогу, а дорога, сдается мне, не на Яхонтовые луга заведет тебя, а в дальние земли, может, и совсем уж неведомые. Дам я тебе оберег, от всякой нечисти мелкой помощник - от леших, да водяных, да кикимор болотных. Дам тебе посошок-живинку, к чему мертвому посошком прикоснешься: к дереву ли, к птице-зверю ли, то тотчас оживет. Сверх того возьмешь хлеба краюшку, да молока крынку. Ну а как зелья разные составлять, да заклинанья волшебные, да путь в землях незнакомых находить, да со зверьем лесным и птицами небесными разговор держать, это тебе и так ведомо. Да репьи-то из головы повычеши, сам чище лешего!
Гришка фыркнул со смеху, но тут же снова преисполнился серьезности.
– Ты, дед, не сумлевайся, справлюсь я.
– Сроку царь дал в месяц. Ты про это, Григорий, не забывай, поторапливайся. Я же за тобой следить буду по быстрой воде. И ты, ежели совет нужен будет, найди воду бегучую - родник аль ручеек малый, да меня и позови.
Как рассвет верхушки сосен в бору золотил, так выходил на крылечко Григорий, волхвов внук. За плечами нес он котомку, а опирался на посошок-живинку. Напутствовал его дед да в дорогу проводил, Чудище-Змеище от яснолесских лугов отваживать.