Сказ про Чудище-змеище, волхва, богатыря да мудрую девицу
Шрифт:
– Ты, Гриша, поторапливайся. Темные дела у нас в Яснолесье творятся. Идет на нас войною Охримана, а в войске ее - наши ж богатыри: Аким-воин, да Кирилл-богатырь, да Лексей-волчья масть, да все прочие. Глаза у них оловянные, едут будто во сне, а силушки словно еще прибыло. Ведет то войско Аким-чародей, а сопомощником у него - царев советник Нилыч. Торопись, Григорий, не ровен час, полонят они землю нашу.
Опечалился Гриша, заторопился. Принялся он воду живящую готовить, а птаха возле вьется да и спрашивает:
– А что, молодец, вправду тебе Татьяна глянулась?
– Ох, глянулась, пичуга. Да только вот беда - как смотрю на нее - слова вымолвить не могу, дух от такой красоты захватывает. А уж мудра-то - не в пример нашим девкам. Я б с ней, кажется, всю бы жизнь проговорил, за весь бы век не налюбовался. Да только на что ей волхв простой сдался? Ей бы вон богатыря какого в пару.
– Много ты, молодец, в богатырях да волхвах понимаешь! Ты б у нее самой спросил.
– Спросил бы, да вишь, напасть какая приключилась...
Спустился Григорий в темные проходы, тайные подземелья. Пришел он в большую залу. Стоит в той зале трон из цельного рубина выточенный, а сидит в том троне гномий царь Сизая Борода - кривые ножки, нос картошкой, борода по полу волочится. Увидал он волхва, нос сморщил и говорит:
– Вот те на. Тыщу лет человек в наши края не заглядывал, а нынче человек сам пришел. Ну-ка, добрый молодец, сказывай, кто таков и зачем пожаловал.
– Звать меня Григорием-волхвом. А к тебе я, Сизая Борода, с претензией. Ты почто товарища моего обидел, в камень оборотил?
– Товарищ твой в честной борьбе свободу свою потерял, с силачом моим боролся за топор чудесный. Ежели хочешь, можешь тоже счастья попытать.
– С силачом, говоришь? Что ж, можно и с силачом, только окромя топора отдашь ты мне товарища моего, да проводишь нас к середке земли.
– Много ты хочешь, как я погляжу.
– Ну а ежели победит меня твой силач, забирай и меня, и мудрость мою.
– Такой залог мне по нраву, - согласился гномий царь и мигнул. Откуда ни возьмись, явился гномище: сам шире да толще дубовой бочки, руки ровно сучья, по самый нос бородой зарос. Стал он к Грише подступаться. Да только Гришу просто не возьмешь, ловок он да проворен, уворачивается от гномьих ручищ, сам ему подножку норовит поставить. Да только притомился добрый молодец, а гному ровно все нипочем. Ухватил он волхва поперек, сжал-сдавил так, что тот и вздохнуть толком не может. Радуется Сизая Борода, ручки потирает, ножками притопывает, бородой трясет: вот-вот заполучит он себе Григория навеки.
Оглянулся из последних сил волхв, смотрит: из самой земли вливаются в гномище-силача силы великие. Изловчился он, извернулся да и приподнял над землей гномище. Враз ослабел супротивник и ручищи его разжались, и сам он вроде меньше стал. Поборол его Гриша. Нахмурился гномий царь, бровями задергал, да делать нечего - уговор.
– Ну силен, молодец. Силен да умен. Будь по-твоему, дам я тебе и топор чудесный, и до середки земли провожу. А товарищ твой будет тебя тут дожидаться.
– Да и давай гномам подмигивать да нашептывать.
Смекнул Григорий, что дело нечисто. Отломал он тайком от царева трона рубиновый завиток, да и раскрошил его в кармане в мелкую пыль. Принесли гномы топор черного железа, что в подземельях их тайных сработан был и ни разу света белого не видел. Повели Гришу по извилистым шахтам да проходам. А Гриша тайком пыль рубиновую на землю и сыплет. Где шагнет - там крупицу оставит. Сколь шли они - никому не ведомо, да только рубиновая пыль у молодца уж почти вся вышла, когда пришли они к середке земли. А в середке земли огонь горит, жарче которого и на свете нет. А к самому огню цепь волшебная прикована, что из лунного света, из болотной воды да из дыма пожарища скована. Размахнулся волхв чудесным топором, ударил по цепи, тут цепь и порвалась. Освободился Змеище, осталось только кольцо железное с шеи у него снять да звезду падучую на небо вернуть.
Оглянулся Григорий - а гномов-провожатых и след простыл: завели они его к середке земли да и бросили там на погибель. Только Грише все нипочем: сделал он факел, поджег его от огня негасимого. Загорелось пламя ярко-преярко - все закоулки осветило. Увидел волхв, как рубиновая пыль, им рассыпанная, на земле блестит, да по сверкающей тропке и пошел. Долго ли, коротко ли, вернулся он к гномьему царю Сизой Бороде и начал к нему с чудесным топором приступать:
– Твоя вина, гномье отродье, что меня в середке земли бросили, от свету белого спрятали!
Царь давай отпираться, а Григорий ему грозить. Видит Сизая Борода, что деваться некуда, и стал откупаться от молодца богатыми дарами. Да только ни злата, ни каменьев самоцветных Гриша брать не стал, а оживил богатыря Никиту да восвояси и отбыл.
Как подошли молодцы к опушке Лихоборья, Никита опять и говорит:
– Ты, Гриш, погоди-ка здесь. А то ко мне Татьяна-краса, видать, привыкла уже, а ты ей незнаком. Испугается еще...
Явился Никита к Татьяне, стал ей сказки сказывать: я, дескать, и такой, и сякой, с гномьим царем справился, цепь волшебную отковал...
Усмехнулась девица:
– Что ж, богатырь, возвращайся в Яснолесье. Печать тайную - звезду падучую я уж расковала и на небо вернула. Свободно теперь Чудище-Змеище, уйдет оно с земли вашей.
– А ты, Татьяна, неуж опять здесь одна останешься?
– К чему это ты клонишь?
– А выходи за меня замуж. Я богатырь и всем хорош, только жены-красавицы недостало.
Говорит Татьяна:
– Ох, и скор ты, Никитушка, ох, и тороплив. А ведомо мне, над Яснолесьем тучи черные собираются - идет на него рать великая из Охриманы. Вот как с ворогом справитесь, так и о женитьбе говорить пора настанет.
Огорчился Никита, да делать нечего. Оборотились они с Григорием: один ясным соколом, а другой вороном, и отправились в обратный путь. А возле Гриши птаха малая летит да поучает:
– Победить Акима-чародея можно его собственным колдовством. Его цепью волшебной его же и сковать. Да только тяжело с ним в честном бою справиться...
А над Яснолесьем тучи черны, громы гремят, молнии сверкают - идет на Яснолесье несметная рать. Впереди на гнедом коне Аким-чародей, силу свою почуявший, рядом бывший царев советник Нилыч - пугается, хоронится, но дорогу показывает, за ним - яснолесские богатыри, очи оловянные, ровно во сне едут. А по Яхонтовым лугам черный круг, прахом полный аж до Бирюсины разросся. Вот-вот доберется до Синеречья, Черногорки да Ясной Поляны.