Сказ про Игната-Хитрого Солдата
Шрифт:
... Когда Игнат и Яков прискакали к избёнке бабки Ульяны, то на небе уже сверкали звёзды. Яков соскочил с коня, полез под крыльцо.
– Чего ищете?
– спросила Стёпка.
– Пальцы с рук потеряли?
– Не мешай, - дёрнула девчонку бабка Ульяна.
– Не только малые дети в прятки-захоронки играют.
Яков раскопал ямку, вынул завёрнутый в тряпицу княжеский перстень.
Игнат взял его, повертел в пальцах. Бриллиант в перстне засверкал, замерцал, как звезда.
– Пойдём к князю, - сказал весело Игнат.
– По дороге перстень перепрячем, а князю-батюшке скажу: привиделось
– Ну, теперь всё хорошо будет!
– облегчённо вздохнул дед Данилка. Беда миновала.
– Авось потише князь-то нынче будет, - вздохнула бабка Ульяна.
– Ох, боялась я, не сыщешь ты, Игнатка, кольца этого!
– Другая беда идёт, - глухо пробасил Яков.
– Продал князь ваше село и деревню графу Темитоиу. Всех мужиков да баб граф с собой в холодные края увезёт... Идёт Темитов с солдатами, скоро здесь будет. Потому и подати князь собирал среди лета, потому и хотел всё подчистую у мужиков забрать... А сам князь-батюшка Данила Михайлович в Москву уедет, деньги графские проживать.
– Как же это?
– произнёс после долгого растерянного молчания дед Данилка.
– Одно хлеще другого... Пришла беда - отворяй ворота... Что теперь будет? Погибнем теперь, все как есть погибнем.
12. Пусто в клети, хоть шаром покати
... Говорил князь сладкие слова,
Да не верил ему добрый молодец..
Из былины
Вечером Игнат и Яков явились в усадьбу. Они пришли к князю, когда Стоеросов завтракал с попом Парамоном. В два рта хлебали кисель, жевали пироги. На глиняном блюде лежал мёд сотовый - любимое лакомство князя. По стенам сводчатой палаты бегали тени, блики.
– Где кисель, там и сел, где пирог, там и лёг, - сказал Игнат.
– Не серчай князь - это про Парамона. Я давно приметил: только где за стол сели - поп тут как тут. Отчего бы это?
– Но-но, потише!
– насупился Парамон.
– Не твой хлеб ем.
– Что про кольцо узнал?
– мрачно спросил князь.
– Заклятье-то, Данила Михайлович, верное, - улыбнулся солдат.
– Вот теперь можно уже шерстинку-чертинку развязать.
Игнат снял с посоха завязанную нитку.
– Чёрт поиграл перстнем да и отдал!
– глядя на обалделого Парамона, продолжал Игнат.
– Должен он лежать под крыльцом церкви, лопухом накрытый, травинкой перевитый.
– Дурында!
– приказал князь, в волнении утирая жирные руки о халат. Немедля иди туда и принеси перстень! Недаром нынче кошка хвост ловила на заре! Верная примета - к радости великой! Да беги же, олух! Чего уши развесил!
Яков выбежал на двор, вскочил на коня и помчался к церкви, где они с солдатом только что спрятали княжеское кольцо.
Игнат, спокойно покручивая ус, наблюдал за попом.
Парамону уже в рот ничего не лезло: схватился за пирог - выпустил, к киселю потянулся - назад ковш поставил.
– Не рад, что ли, находке?
– спросил Стоеросов попа.
– Снимай пьявок!
– Как не рад... как не рад, хех-хе...
– забормотал Парамон, снимая из-за ушей князя пиявки.
Только, князь-батюшка, ведь нет ещё кольца-то... А вдруг Игнатик промашку дал?
– Поп размахнулся и выбросил пиявок в окно.
Стоеросов снял
Один Игнат был спокоен. Брови его весело изогнулись, он даже барабанную дробь начал выбинать пальцами по столу.
Наконец раздался за окном топот копыт.
– Дурында вернулся!
– воскликнул князь и отбросил воск.
Быстрые, тяжёлые шаги раздались в соседней горнице.
– Вот он, князь-батюшка!
– протягивая перевязанный травинкой лопух, сказал Яков.
Стоеросов рванул зелёный лист, разодрал его пополам. Оттуда выкатилось на ковёр сверкающее камнем кольцо.
Парамон упал на четвереньки, ухватил его, поднёс к глазам, рот разинул:
– Оно! Чудо дивное!
Князь нежно взял перстень пальцами, повертел, полюбовался его звёздным мерцанием.
"За сельцо - кольцо, - вспомнилось Игнату.
– А на этот раз сколько колец князь купит на графские деньги?"
– Я добрый, я хороший, - сказал Стоеросов разнеженно.
– Помню, в старые времена, верных слуг награждали скакунами, дворцами... Да, было время... Я подумаю, чем тебя наградить, солдатик.
Медаль моя у кого сейчас?
– Спирька её носит, - сказал Яков.
– Где он?
– спросил Стоеросов.
– Почему не явился?
– Не ведаю, князь-батюшка, - развёл руками Яков.
– Теперь ты, солдатик, всю неделю будешь медаль мою носить!
– приказал Стоеросов.
– Парамон, объяви волю мою Спирьке, когда он явится!
Поп Парамон как увидел перстень, как рот распахнул от удивления, так и сидел молча, глазами, как рак, шевелил туда-сюда. Никак не мог в ум взять: откуда же у солдата взялся перстень? Не ужели Дурынду окрутил солдат, заставил под свою дудку плясать? Плохи тогда Спирькины дела, ох плохи!
– Да, вот в прежние времена, - пустился в воспоминания князь, - у меня, Стоеросова Данилы сына Михайлова, дом был самый громкий на Москве. Все о нём слышали - хоть боярин, хоть гость торговый. Новый год по-старому начинался первого сентября. В полночь ударяла вестовая пушка кремлёвская, гудел колокол, городские ворота настежь... Сердце замирало! А на рассвете в Успенском соборе, в Кремле, царь и патриарх Новый год встречали... А потом царь Пётр начал бороды резать, бояр пытать и казнить. Новый год назначил на первое января... Тьфу! Противно сие природе русской! А как мужики веселились под старый Новый год! Какие бабы хороводы водили! Боярину от крестьян - дары, подношения. Да, были времена... Но мы будем праздновать Новый год по-старому, первого сентября! И чтобы дары мне были!
Стоеросов погладил бороду, задумался.
– А я, Данила Михайлович, последний раз веселился в городе Камышине, что на Волге, - подкрутил ус Игнат.
– Поход начался на Персию, в море Каспий мы плыли. Я в охрану царскую на один день попал - возле дома воеводы камышинского стоял. Царь Пётр Алексеевич изволил у воеводы обедать. Как только чашу заздравную царь-государь выпивал, так генерал подходил к окну и платочком махал. А на Волге струги наши стояли с пушками. Как сигнал-платок примечали - сразу залп давали... А под конец подали царю Петру арбузы. Большие - ну как ядра у Царь-пушки, что в Кремле стоит.