Сказ столетнего степняка
Шрифт:
– Где Салим? Что-то не видно нашего баловня? – вдруг ласково спросил Каримжан.
Вопрос вполне естественный, но я немного замялся. Дело в том, что алашордынец Салим был против их всех. Перед приездом красно-белых братьев я его отправил подальше от аула, чтобы вспыльчивый удалец не натворил бед.
– Да он… сами понимаете, молодость – огонь, вихрь… Охотится, наверное, за красной лисицей в степи!
Что меня заставило сказать про лисицу, да и еще красную, сам не понимаю. Сказал бы просто – с девушками встречается, и баста!
– Почему-то
– Да только сами потом покраснеют! – не растерялся с ответом Каримжан.
– Знаем мы ваших! Сколько красных побелело в степи – никому не известно! – резко отрезал Акимжан, и в его голосе прозвучали железные нотки.
Всем было понятно, что они имели в виду. Каримжан намекал на пролитую ими кровь белых, а Акимжан напоминал ему, сколько красных полегло от пули беляков и окуталось белым саваном или, хуже того, осталось лежать в степи без могилы и их кости белеют в лунную ночь.
Момент был напряженный, но выручил малый из отряда красных. Видать, он недавно примкнул к ним, потому что был больше похож на аульного увальня, чем на вышколенного рядового Красной Армии.
– Вот, готов! Давайте начнем! – воскликнул он, показывая всем чисто объеденный жилик – среднюю берцовую кость лошади.
Бить жилик – азартная состязание северных казахов. Обычно бьют его кулаком, обмотанным полотенцем, о бок топора, положенного плашмя на землю. Но мастера любят обострить состязание, и бьют голой рукой только по одному разу за круг, причем без тыкыл – предварительного постукивания кости для определения по звуку слабого места. Тогда задача усложняется, и, бывало, кость ходила по кругу целенькой по нескольку раз.
При виде жилика джигиты встрепенулись, расправили плечи и приготовились к состязанию. Увалень-красноармеец положил топор плашмя на землю и пустил кость по кругу. Казахи начали состязание, нанося один за другим точные, выверенные удары по кости. Кость оказалась крепкой, да и джигиты вначале били не во всю силу, боясь повредить руку. И тут, не выдержав, один из беляков-русских тоже вступил в состязание.
– А нам можно? – громко спросил он. – Что-то долго возитесь с костяшкой!
– Конечно! – загалдели красно-белые казахи дружно. На миг даже все забыли, что они враги.
– Давай, Костя, покажи кости! – завопил косоглазый рыжий беляк, уверенный в мощи своего соратника.
Белый обладал богатырским сложением – просто громила! Он засучил рукава, протер ладони, сжал огромный правый кулачище и со всего размаху звезданул по кости. Жилик ударился о бок топора, послышался хруст. Мы подумали – все, сломал парень жилик. Но в следующий миг он ахнул, заматерился, хватаясь левой рукой за правую. Жилик лежал целенький, а рука громилы была сломана. Видать, не рассчитал точку удара, полагаясь на свою дикую силу. Что поделаешь, перетянули ему руку тряпьем, дали выпить пиалу водки и велели терпеть.
Наконец жилик сломал увалень из аула точным ударом. Красные возликовали, белые пригорюнились. Я
Равновесиебыло достигнуто, и противники, подняв пиалы, произнесли дружественный тост.
– Выпьем за то, чтобы вы покраснели! – пошутили красные.
Это означало: пусть прольется ваша кровь.
– За то, чтобы вы побелели! – отплатили белые.
То есть, пусть ваши кости белеют на солнце.
Какие времена,такие и пожелания!
Все захохотали и дружно выпили. И я выпил с ними. Выпивка всегда сближала людей, как-то сглаживала шероховатости в отношениях, и для нас напоить наших нежданных гостей имело прямо-таки жизненно важное значение – в душе мы надеялись, что русские – и красные, и белые – не будут просто так стрелять в тех, с кем выпили. И в это время случилось то, чего я больше всего боялся. Дверь распахнулась, и вошел Салим.
Он тихо поздоровался с гостями и сел рядом со мной, по-казахски поджав ноги, в позе Лотоса. В руках он держал камчу – кнут, казахскую нагайку. Рукоять искусно вырезана из тобылгы – иволги, длина которой была равна локтю хозяина без учета кисти рук. Сам кнут был шестиполосный, то есть сплетен из шести полос выделанной кожи вола, длина которых превышала длину рукояти ровно на один хват ладони. Степные мастера говорили, что при таком размере, удар обладателя камчи будет самым оптимальным. К тому же воинственный Салим велел вплести в кончик камчи кусок свинца, овальной, как пуля, формы. Он мог одним точным, молниеносным ударом по локтю или коленке заставить врага выть от боли, вылететь из седла и кататься по земле. А то мог и убить одним ударом по виску или по темени, по почке или по печени. Несведущие не знали, какое смертоносное оружие носит с собой наивный с виду аульный балагур.
Держать камчу в руках во время дебатов на суде биев – судей-ораторов считалось нормой, и когда человеку было что сказать, он поднимал камчу или бросал в круг, прося слова. Во время словесных баталий ораторов камча была неизменным атрибутом степной демократии, этикета кочевников. А для Салима была еще и смертельным оружием.
После обмена любезностями между братьями начался разговор, которого я так боялся и избегал как мог. Первым начал Салим. Он говорил резко и отрывисто.
– Скажите мне, – обратился он к братьям. – Вот вы воюете за что?
– Мы хотим восстановить монархию, навести порядок в Российской империи и в степи! – ответил белый Акимжан.
– Мы пришли освободить братьев-бедняков от ига баев – богачей и болыс – волостных правителей! – говорил красный Каримжан.
– Вы оба заблуждаетесь! Мы прошли монархиюи не хотим обратно в рабство! – отрезал Салим. – И с красными нам не по пути! Потому что власть советов не дает нам национальной независимости! А цель нашей Алашорды именно свобода нашего народа!
– Бред! Пустая фантазия! – воскликнул возмущенно Акимжан.