Сказ столетнего степняка
Шрифт:
Но силы были совсем не равны. Царская империя, воюющая с кайзеровской Германией и испытывающая большие трудности на фронте, все равно находила силы для подавления восстания. Карательные отряды, оснащенные пушками, пулеметами и лучшим стрелковым оружием того времени – пятизарядной винтовкой бесатар – безжалостно расстреливали конницы восставших казахов, вооруженных в лучшем случае саблями, пиками и луками, а в большинстве своем – просто березовыми длинными боевыми палками – соилами. Много молодых джигитов-удальцов погибли от пуль и картечи карателей. Почти все восстания были жестоко подавлены за короткий срок, а многих народных вождей расстреливали и вешали без суда и следствия. Участников, попавших в плен, заточили в острога и после мучительных допросов казнили или отправляли в Сибирь. Но немало повстанцев, оставшихся в живых после военных столкновений, ушли за кордон в Китай. Были случаи, когда
Единственным неподавленным восстанием казахов было восстание жителей тургайской степи под предводительством Амангельды-батыра Иманова, ополченцы которого победоносно, со своим знаменем влились в ряды сначала Февральской, а затем Октябрьской революции и активно участвовали в установлении Советской власти в степи. Но, в конце концов, кровожадные борцы бурного времени подлостью и обманом убили батыра Амангельды, его гибель окутана многослойной тайной. Поговаривают в народе, что и красным, и белым просто не нужен был герой-казах, свободный, непокорный, во главе многотысячной боеспособной армии! Ясно одно – батыр Амангельды является народным героем, а легенды и сказания ставят его образ в один ряд с самыми свободолюбивыми сыновьями степи.
Это уже история, и сейчас об этом можно спокойно размышлять, так и эдак оправдывая кровопролитие, а в то время было все не так просто. Мой отец Аманжол в самом начале восстания примкнул к отряду повстанцев и начал воевать за правое дело.
Однажды восставшие джигиты напали на одно маленькое поселение переселенцев. Мы со старшими братьями – двадцатилетним Алимжаном и девятнадцатилетним Мейрамбаем – тоже были в отряде. Но наше присутствие ничего не решало, да и оружия у нас не было. Мы присоединились к повстанцам из чистого любопытства и азарта. Сейчас, думаю, отец просто хотел, чтобы юнцы почувствовали войну и закалились.
Поселение было почти пустым, жильцы уехали подальше из этих опасных мест. Жилым оставался только один дом. Повстанцы с гиком пустили коней вскачь, устрашающе взмахивая саблями и пиками, вмиг окружили дом, застав хозяев врасплох. И тут джигиты вытащили из дома вместе с хозяином нашего тамыра Майдайкина! Вероятно, он вместе с семьей приехал сюда погостить.
Джигиты, опьяненные жаждой крови, решили быстро расправиться с жителями. Для них переселенцы были олицетворением всего зла, творимого царской властью. Всадники начали ломать деревянную ограду и колотить соилами по дому, разбивая окна и ломая крышу. Майдайкин, увидев нас, обрадовался было, но несколько всадников окружили его плотным кольцом и начали хлестать кнутом. Отец решительно заступился за своего тамыра и кричал на джигитов, требуя прекратить избиение. Но не все слушались его. Некоторые горячие головы собирались накинуть аркан – лассо на шею Сары орыс – Желтого русского и пустить коня вскачь. Майдайкин отбивался огромными ручищами и не давал жесткому аркану из конских волос затянуться на своей мускулистой шее. Но один ловкач ухитрился все-таки подобраться сзади и накинуть петлю. Майдайкин напряг всю свою богатырскую силу, не давая опрокинуть себя и стараясь разорвать смертельную удавку. Но аркан из конских волос не могут разорвать даже лошади, и Майдайкин начал задыхаться. Кровавая пена потекла изо рта. Его жена рыдала во весь голос, а двое взрослых сыновей молча смотрели, сверкая глазами в бессилии. И когда Майдайкин уже начал храпеть, теряя сознание, и медленно опускался на землю, блеснула сабля в руках нашего отца Аманжола – он перерезал аркан. Отец решительно приставил острую саблю к горлу разгоряченного джигита и сказал:
– Не трогайте моего тамыра! Не он виноват во всем этом! Или мы уйдем отсюда с миром, или я убью вас!
Отец имел вес среди сородичей, и они послушались его. Удалось ему спасти всю семью Майдайкина и хозяев дома от неминуемой гибели.
Освобожденного Майдайкина обняли жена и дети, и он молча, взглядом, поблагодарил отца. Отец лишь грустно кивнул ему в ответ, и мы покинули поселение.
Суровая реальность остудила наш пыл. Вот она какая, война, и победа на войне! Оказалось, что побеждая, приходится кого-то бить, а то и убивать. Героизм, воспетый в эпических сказаниях и песнях, имеет и обратную сторону – трагедию, а торжество и слава победителя держится на плаче и крови побежденного!
Вскоре война разгорелась вовсю. Отец со
Совсем недавно довелось прочитать в одной исторической статье того времени о том, что вопрос восстаний и карательных операций в казахской степи рассматривался в Царской Думе. Депутаты с болью говорили о том, что в результате столкновений туземцев и переселенцев, карательных действий правительственных войск погибли десятки тысяч казахов и тысячи русских. Они напрямую обвиняли царскую власть в том, что она, издав незаконный указ и исполняя его бесчеловечными методами, допустила беспорядки и беззаконие в степи, приведшие к массовому кровопролитию в империи.
Конечно хорошо, что депутаты осудили эти бесчеловечные действия властей, но не уверен, что это как-то изменило ситуацию: в степи узункулак – длинное ухо вместе с ветром донес до каждого аула слова царского губернатора, который прямо заявил представителям казахов: «Вы вздумали восстать – так мы уничтожим вас всех, никого не оставим в живых – ни женщин, ни детей, ни стариков!»
И карательные отряды творили в степи чудовищные преступления, уничтожая невинных мирных жителей. Они рыскали по степи, как голодные волчьи стаи, в поисках казахских аулов. Местные казаки присоединялись к ним и указывали путь, так как хорошо знали местность. Они безжалостно карали всех, кого подозревали, без суда и следствия.
Наш второй старший брат Мейрамбай случайно попался им в руки. Он ехал в степи после свидания с невестой. Была глубокая осень, и свадьба должна была состояться весной следующего года. По пути домой Мейрамбай остановился у небольшого водоема – томара, чтобы напоить коня. Только он слез с лошади, как из камыша выскочили несколько вооруженных карателей и окружили его. Один сразу вырвал из его рук поводья и забрал коня. А остальные, хохоча, стали издеваться над девятнадцатилетним парнем, угрожая шашками и штыками, примкнутыми к винтовкам. Мейрамбай отступал от разящих острых клинков и оказался на краю невысокого обрыва. Но изверги продолжали его теснить, опрокинув в воду. Вода была достаточно глубокой, выше роста человека, и Мейрамбай нырнул с головой. Захлебываясь, он попытался выйти на берег. Но каратели преградили ему путь острыми штыками и держали в воде, наслаждаясь своей находчивостью и силой. Наш брат нащупал ногами дно и терпел это унижение. Наконец каратели уехали, захватив лошадь своей жертвы. Как только они скрылись из виду, Мейрамбай вышел из воды, выжал свою одежду и побежал в сторону аула. Но путь был далек, холодный осенний ветер насквозь пронизал молодое крепкое тело. Да, царские каратели знали свое дело. Изощренность этого злодейства заключалась в том, что без единого выстрела, без малейшей царапинки жертва все же была обречена. Ледяная вода и осенняя прохлада сделают свое страшное дело с пешим джигитом в мокрой одежде в открытом поле.
Мейрамбай добрался до родной юрты аж под утро. Весь посиневший от холода, теряя сознание, он только успел рассказать о злодействе карателей и проститься с нами. Тело его буквально горело, и он бредил.
Наш любимый брат Мейрамбай умер через несколько дней от воспаления легких. Весть о гибели Мейрамбая быстро облетела степь. Народ разделял наше горе, облегчая тяжесть утраты. Мне было тогда шестнадцать, а Салиму пятнадцать лет. Мы были так потрясены этой смертью, что боль утраты на всю жизнь осталась в сердце. Я впервые пережил потерю близкого человека в родном доме. Мать плакала навзрыд, ее плач разрывал душу. Мулла неустанно повторял салауат – ля иляха илля аллах – и это как-то успокаивало нас, смиряя с необратимостью судьбы. До сих пор, когда вспоминается то далекое событие, на мои старые глаза наворачиваются слезы и слышится плач моей матери Батимы.
Эта смерть еще более ожесточила нас, и мы стали с новой силой ненавидеть царских карателей и колонизаторов. Но силы были неравны – огнестрельные железные ружья, плод цивилизации, были направлены на усмирение и уничтожение нашего добродушного народа, детей природы.
Отец так и не вернулся. Ему было сорок пять лет. Оказывается, их отряд был разгромлен в кровавой, неравной битве с вооруженным до зубов карательным отрядом. До нас дошли слухи, что наш отец погиб в той бойне. Так и остался навеки лежать в степи со своими боевыми братьями. Через год приехал к нам в аул очевидец тех событий, хромой инвалид, чтобы сообщить о гибели отца. Прочитав аят из корана, он подробно рассказал о гибели степняков в той ужасной мясорубке. Глухим, подавленным голосом поведал он мне, как повстанцы, попавшие в засаду, самоотверженно сражались против пулеметов и пушек, заряженных картечью.