Сказание о Ёсицунэ
Шрифт:
С этими словами спрыгнул он с веранды, встал на камень под водостоком и принялся со страшной быстротой выпускать одну стрелу за другой.
Трое воинов, во главе которых гарцевал Еситоки, рухнули замертво на месте. Двое были ранены. Остальные вместе с Еситоки, словно листья, сорванные бурей, заметались и, толкая друг друга, устремились по восточному берегу пруда к воротам. Увидев это, стоявшие за воротами вскричали:
– Срам, господин Еситоки! Против вас не пять и не десять всадников, а всего один человек! Поворачивайте назад!
И беглецы, развернув коней, взяли Таданобу в кольцо и двинулись на
Таданобу в мгновение ока расстрелял все шестнадцать стрел до единой, отбросил пустой колчан и выхватил меч. Яростно ринулся он в самую гущу врагов и принялся без остановки разить направо, налево и на все стороны. Он не разбирал, где люди, а где кони, и немало врагов порубил он тогда. Затем он встряхнул на себе панцирь и подставил себя под тучи стрел. Стрелы отборных лучников застревали в панцире, стрелы рядовых воинов отскакивали от него, но вот уже множество стрел вонзилось между пластинами, и Таданобу почувствовал себя словно в бреду.
Бежать уже было никак невозможно, и он не хотел, чтобы ему отрезали голову, когда он впадет в беспамятство. "Время вспороть живот",- подумал он и, потрясая мечом, вскочил на веранду. Там он уселся лицом к западу, скрестивши ноги и сложив ладони, выпрямил спину и произнес такие слова:
– Вот что я должен сказать тебе, господин Еситоки. Жалкими дурачками показала сейчас себя вся эта твоя молодежь из Идзу и Суруги, не ожидал я такого; но ты на время забудь о них и посмотри, как вспорет себе живот настоящий храбрец. Воин из Восточного края убивает себя в знак верности господину, из-за нежданной беды или чтобы не дать врагу отрезать голову, и пусть это будет примером для всех. Расскажешь Камакурскому Правителю, как я себя убил, передашь ему последние мои слова.
– Пусть будет так. Дайте ему вспороть живот с миром и затем возьмите голову,- сказал Еситоки и, бросив поводья, стал смотреть.
С умиротворенной душою Таданобу громким голосом прочел тридцать молений Амиде-Нёрай, владыке Западного Рая.
– Благие деяния мои да послужат на пользу людям, и да будет ниспослано всем нам прозренье Пути, и да увидим мы по смерти нашей Счастливую Землю!
Так закончил молитву Таданобу, а затем обнажил большой меч, единым движением взрезал завязки панциря, встал на колено, выпрямился и, взявшись за меч поудобнее, с размаху вонзил его себе под левый бок. Легко прорезал живот слева направо, извлек меч из-под пупка, обтер лезвие и произнес:
– Вот славное оружие! Мофуса не солгал, когда обещал мне выковать добрый меч. Ничего не чувствуешь, когда вспарываешь им живот. Один лишь он останется после меня, и тот отошлют как боевую добычу на восток вместе с трупом моим. А ведь молодым дуракам что хороший меч, что плохой - все едино. Лучше возьму его с собой в Страну Мрака!
Он вновь обтер лезвие, вложил в ножны и засунул под колено. Затем разодрал края раны, просунул в живот руку и вывалил внутренности на доски веранды.
– Так с мечом поступаю, который унесу в Страну Мрака!– проговорил он и погрузил меч с ножнами рукоятью вперед в свое тело до самой тазовой кости.
Сложивши руки, не показывая вида, что умирает, он вновь принялся бодрым голосом читать молитвы.
Но смерть все не шла к нему, и он стал рассуждать о тщете человеческой жизни:
– Аварэ, горестна жизнь земная!
Он обнажил короткий меч, засунул острие в рот и поднялся на ноги, держа руками колени. Затем он отпустил руки и рухнул ничком. Гарда уперлась в губы, а лезвие сквозь волосы на затылке вышло наружу.
Какая печальная жизнь! Таданобу покончил с собой в час Дракона шестого дня первого месяца второго года Бундзи, и было ему двадцать восемь лет.
КАК ГОЛОВУ ТАДАНОБУ ОТВЕЗЛИ В КАМАКУРУ
Между вассалов господина Ходзё был уроженец провинции Идзу по имени Мисима-но Таро. Он приблизился к трупу и отрезал голову. Голова была доставлена в Рокухару, и объявили, что её на посмотрение народу пронесут по улицам столицы, а затем отправят на восток. Однако знатные и простолюдины в Киото сказали так:
– Это просто своевольство господина Ходзё. Вывешивают перед тюрьмой и таскают по улицам головы врагов государства, а это всего лишь враг Ёритомо, вассал Ёсицунэ. Зачем же выставлять его голову?
И младший Ходзё в сопровождении пятидесяти всадников повез голову прямо в Восточный край. Он прибыл двадцатого дня первого месяца и в тот же день предстал перед Камакурским Правителем.
– Взята голова мятежника,- доложил он.
– Кто таков? Как его имя?– последовал вопрос.
– Это вассал Судьи Ёсицунэ, и зовут его Сато Сиробёэ Таданобу.
– Кто его настиг?
– Наместник Ходзё.
Хотя случилось это не впервые, Камакурский Правитель пришел в прекрасное расположение духа.
Когда были подробно доложены обстоятельства самоубийства и последние слова Таданобу, Камакурский Правитель сказал так:
– Это был храбрец. Такую силу духа надлежит иметь каждому. Среди молодцов моего младшего братца нет ни одного недотепы. И Хидэхира тоже знал, что делал: из всего множества своих самураев он отобрал для Ёсицунэ как раз эту пару братьев! Как же так получается, что подобных воинов нет у нас в Восточном крае? Одного такого я предпочел бы сотне иных. Если бы Таданобу напрочь забыл свою верность Ёсицунэ и перешел бы на службу ко мне, то не знаю уж, как там в Танском царстве или в столице, а в нашей Стране Восьми Провинций я бы отдал ему любую!
Выслушав это, Таба и Касай проговорили:
– Да, Таданобу поторопился. Кабы дал себя взять живым, был бы у господина в вассалах. Лишь Хатакэяма сказал без утайки:
– Умер он прекрасною смертью. И лишь потому, что он умер, вы столь восхищаетесь им. Если бы дал он себя взять живым и был доставлен сюда, вы бы стали его допрашивать, где Судья Ёсицунэ, и пытать страшными пытками. Так был ли для него смысл оставаться в живых? Невыносимо было бы ему, все равно обреченному смерти, когда бы стали на него таращить глаза другие самураи. И такой человек, как Таданобу, не забыл бы свою верность Ёсицунэ и нипочем не перешел бы к вам на службу, посули вы ему хоть всю Японию.