Сказание о Распрях
Шрифт:
И, разворачивая морду к своим, прорычал:
— За мной! А с ним мы ещё встретимся…
И обомлевший Годомир глядел, как вся стая промчалась вихрем мимо него, не задев и пяди его тела.
Тогда приблизился юноша к пещере и крикнул в пустоту:
— Девочка, ты там?
И ответом был знакомый уже слуху писк:
— Нет сил, не могу подняться.
И снова схватился Годомир правой рукой за затылок:
— Как же тебя вытащить оттуда? Сам я не пролезу.
Тут послышался какой-то шорох, и путник выхватил из чресл своих остро отточенный кинжал.
— Кто здесь? — Благим матом заорал он.
— Это же я! — Явно обиженным тоном проговорил кто-то. — Я Эрл «Танцующая лапка»!
Обернулся юноша и сначала не увидел ничего, а потом заметил у самых своих ног сенокосца; того самого.
— А ты что тут делаешь? — Фыркнул парень, складывая кинжал обратно в ножны. — Как? — Изумился он. — У тебя снова восемь лапок?
— Ну да. — Невозмутимо ответил паук. — А вообще, я очень хороший; на самом деле. И поборник я добра, правды и справедливости. Вот, например, я, в отличие от других моих собратьев, прекрасно чувствую себя в воде; мы там, где сыро, и безвредны мы для многих зверей и насекомых. Как и улитки с фригидрами, мы чистим водоёмы; фильтруем, процеживаем через себя воду. Наш верный другъ и помощникъ Эрл зело добръ и авсь, иже святъ…
Годомир же почти не слушал его речи, размышляя, как выручить девицу:
— Я заметил. Лучше придумай, как вытащить кое-кого из этой пещеры.
— Моя паутина выдержит и пуд. Обычно мы, сенокосцы, не плетём её, но в благодарность за оказанную тобой милость я пойду на этот шаг. Жди!
И за каких-то полчаса паук, забравшись в пещеру, сплёл тончайшую, но очень прочную нить; липкую, как пустынная колючка или тополиная серёжка. Одним концом сенокосец обмотал девочку так, что стала она похожа на кокон, а другой конец, выбравшись наружу, протянул Годомиру:
— Тяни. Я обволок её, точно мягкой тканью, но всё же тяни осторожней, ибо в пещере камни, а не трава.
И вытащил путник девочку, и размотал её от склизкой паутины, и брызнул на неё найденной ещё в Феевой земле живой водицей. И очнулась та, и громко чихнула, ибо светило солнце ярко; Эрл же от её чиха отлетел далеко в сторону.
— Фу! Это же паук; мама строго-настрого наказала их сторониться!
— Есть плохие пауки, а есть хорошие. — Всерьёз обиделся Эрл. — Мы, например, чистим воду от мути.
— Собирайся. — Укоризненно заявил девочке Годомир. — Мы идём домой. — Пойдёшь с нами? — Бросил он пауку.
— Ты помог и я помог; теперь в расчёте. Только дом мой здесь.
— Что ж; вдруг свидимся ещё, мой маленький друг.
И пошли было вдвоём обратно, но заметил путник у видневшегося вдали берега ладьи, плывущие мимо, и сидели в ладьях люди, и гребли в двадцать вёсел, по десять с каждого борта, и по краю каждого борта висели тяжёлые белые щиты с голубоватым крестом. И студёною, прохладною была морская гладь, ибо, пока бродил по свету Годомир, настала осень.
И всю дорогу назад, чрез леса и поля пилил девочку юноша, приговаривая:
— Что ж не сидится тебе дома в тепле? Куда вечно несут тебя ноги твои? Слушайся своих родителей, ибо я не всегда буду рядом.
И привёл он её в родную избу, и возрадовались отец и мать, и накрыли стол с угощениями. И вложил в руки девочки тихо мяукающего котёнка, который достался ему от амулетинского купца, и который на время поисков сидел в избе вместе с Дымком:
— Вот, держи своё новое чудо, и впредь не теряй; не води, куда не следует. И сама не теряйся; почитай отца и мать свою.
И решили на радостях поесть тыквенную кашу, но увидели в огороде, что рядом с тыквой по осени уродилась репа здоровенная, и захотели её изъять из недр почвы. И вот, тянут и дед, и бабка, что были в гостях, и лесоруб рукою ухватился, и жена его за ним, и Годомир с дочуркою их, и всё никак. Тогда прибежал Дымок и пристроился сзади в подол девочке, и котёнок в хвост ему уцепился крепко; тянули все вместе дружно, но всё без толку. Тогда прибежала одна белая мышь, что из благородных мышей благого Ксандра, и помогала тоже. Тянут-потянут — еле выдернули репу. И сварили кашу из тыквы и суп из репы. И наелись до отвала и улеглись беспробудно спать.
И попрощался утром ранним Годомир со слезами на глазах со всеми, и пошёл дальше на северо-запад, домой, вместе с верным псом своим, Дымком и со скарбом наперевес.
И вот, родные места, знакомые края открылись его взору; всё тот же хвойный лес с прекрасным запахом сосновой смолы, из которой сотворён янтарь, так почитаемый гномами. И скрипнула калитка, и дома Годомир, но слёгшим застал он Вековласа Седобрада.
И предстал перед ним юноша, и молвил:
— Насколько ли больны вы, старче? Чем могу служить?
И открыл глаза друид, но гримасой исказилось лице его вместо улыбки, ибо хворь совсем свалила его:
— Какое счастье, что снова я вижу пред собой своего птенчика, который уже и не птенец боле, но возмужавший богатырь и добрый молодец! Какое счастье, что я вообще ещё вижу…
И сказал ещё после небольшого промедления:
— Подай глотка воды.
И бросил всё Годомир, и припал к одряхлевшему деду с чашей в руках.
— Вот; возьмите и пейте. — Но, видя, что старец не может шевельнуться, сам влил ему в рот необходимую жидкость, и враз тому стало легче.
И разодрал и без того истрёпанные путешествием одежды Годомир и вскричал:
— Не следовало мне оставлять вас!
Но спросил старик:
— Принёс ли ты то, за чем я тебя посылал так далеко?
И вынул аккуратно тот перо жар-птицы, и так же аккуратно протянул друиду.
— Положь обратно, ибо узрел я и перо, и взросление твоё. Больше мне ничего не нужно. А теперь оставь меня, и иди, покамест я не позову вновь.
И призвал к себе Годомира Седобрад чрез некоторое время.