Сказание о Старом Урале

Северный Павел

Гонимые здесь не стонут. Скрежеща зубами, накапливают годами тайный огонь мстительной злобы. Непосильные горести смывают не слезами, а соленым потом. Они твердо верят, что настанет час, когда здешний лесной закон отдаст им во власть обидчика. Верят, что за надругательство над их душами и телом расплата будет беспощадной: бултыхнется истязатель в глубину лесного озерка-омута, и последней памятью о нем разойдутся круги по черной воде, подернутой зеленоватой ряской...

Да, в этом крае жизнь и смерть, радость и страдание ступают одинаковой походкой, с развальцем; все глаза хмуро ощупывают собеседника взглядом исподлобья. Людской кровью

политы не одни кожаные плети надсмотрщиков, но и ножи мстителей. Здесь порой трудно отделить честь от бесчестья... Словом, многое понял князь Дмитрий из рассказов хозяина горного края. Начинало ему казаться, что человеческие характеры, выкованные под здешним молотом страданий и борьбы, дадут когда-нибудь поколения подлинных богатырей, о которых сам буранный ветер споет еще не слыханные доселе былины!

Татищев остановился у стола, заговорил твердо и непривычно громко:

– Взял я, князь, на свои старческие плечи бремя заботы о казенных заводах. Обещал императрице их наладить и законность во всем крае утвердить, узду наложить на заводчиков, кои не хотят отучиться от пакостного уральских недр расхищения, не отдавая положенную по закону часть барышей в казну.

Князь понимающе кивнул. Татищев продолжал:

– Второй раз я здесь. Оба обещания на этот раз выполню, несмотря на все помехи, чинимые здесь и в Петербурге. Слава богу, жить в ладу с природой научился, от треска сучка не вздрагиваю. Работный люд мне верит и немало тайн мне открыл. К послушанию людей надобно приводить справедливостью. Сызмальства не любил жестокости к людям. Матушка моя учила меня быть ласковым ко всем. А царь Петр приучил к требовательности суровой, до жестокости во всяком большом деле. Так обучил, что губы от прижима к зубам стали у меня тонкими.

Молод ты, князь Дмитрий, но вижу, что, наглядевшись на теперешние дела в столице, и ты понял, елико тяжко возвеличивать родное русское достоинство перед теми, в чьих руках очутилась ныне честь Российской империи. Чай, понял, что любая заморская вонь нашим столичным вельможным лизоблюдам ароматными духами кажется, а от запаха насущного хлеба они носы затыкают кружевными платочками.

Покажет им Василий Татищев трудом уральского народа, что может Россия прожить уральским железом и медью, заперев ворота для металла иноземного.

Весной хочу по-новому взяться славу Каменного пояса утверждать. Задумал еще тогда, когда насильно и несправедливо оторвали меня от горного дела. Многими бессонными ночами обдумывал. Теперь вот решил за дело браться, никого не спросясь. Ведь валил же я в этом месте леса для завода, тоже никого о сем не спрашивая? И видишь, прав оказался!

Сейчас хочу перво-наперво культуру камня ввести.

Последние слова Татищев высказал каким-то особенным голосом, будто говорил о самом близком и сокровенном...

– Разумеешь, князь Дмитрий, что за смысл в сии слова влагаю? Об уральских самоцветах веду речь. Все драгоценные камни, известные миру, есть в уральской земле. Наличествуют в ней и такие, о коих еще нигде на свете понятия не имеют. Надо только искать. В этом мне помогут здешние горщики, а гранильщики наши оживят каменья русской искрой народного вдохновения.

Не видал ты еще лиц уральских горщиков! Подчас истинным вдохновением пылают. Что за сила колдовская у них сквозь покров земной самоцветы угадывать? Жаль, что сейчас зима, не могу тебе эту колдовскую силу на деле показать. С ними, князь Дмитрий, я еще и золото в этих

горах сыщу, свое уральское золото, чтобы кичливая Европа от зависти зубами заскрипела. Сколько раз за границей мне приходилось слышать обидные слова, будто у России нет золота. А вот есть!

Татищев показал на ладони несколько тяжелых камешков с прожилками кварца.

– Минералы эти, князь, всегда в горах золоту сопутствуют. Будет и у России свое золото. И найдут его именно у нас, в крае Каменного пояса... Трудностей предвижу много. Невесело запоют мои помощники на казенных заводах. Жестоко стану вышибать из них леность, от подкупов отучать. Примусь за иноземцев. Заставлю их делом русский хлебушек отрабатывать, по-настоящему рудознатцев моих обучать. Наш мужик обученный быстро иноземцев за пояс заткнет.

– А если, Василий Никитич, твои немцы подчиниться не захотят?

– Не захотят подчиниться? Сгоню из края, пешком заставлю в свою Саксонию шагать... Немцы уже многое познали про земные тайны Урала. Знают, что нет счета его рудным кладовым. Знают – и молчат. Воруют исподтишка у меня под носом. Найдут горщики новый самоцвет, а немцы постараются его достоинства умалить. Сыскал Кожевников изумруд – охаяли иноземцы и ценность его, и цвет, а он под стать индийским оказался. Они приехали сюда учить, а не учат. Онемечивают край. В крепости у нас даже чистой русской речи без немецких слов не услышишь. Я настрого приказал по-русски говорить и крепость нашу Катерининском называть.

Немцы мой замысел уже чуют. Поняли, что не испугаюсь кое-кому и по загривку дать. Заскулят небось, как щенята. Начнут в Петербург доносы слать, а я с доносчиками намерен по-демидовски поступать. Был человек и потерялся... Не то заблудился, не то звери съели... Спорить намерен до победы или до смерти.

Генерал ушел в опочивальню за трубкой, раскурил ее от свечи.

– Вчерась ты, князь Дмитрий, меня про Демидовых расспрашивал. На Урале это сила самая могучая, но сила беззаконная и темная. Настоящую жизнь рудного Урала тульский кузнец Никита Демидов разбудил. Не объявись они здесь, ковыряли бы наши мастаки руду на казенных заводах и наплавили бы железа на несколько крыш. Демидовы Урал для России открыли, Петру помогли флот создать, войско преобразовать, врагов разбить. Демидовы – тульская щука, пущенная Петром, чтобы на Урале карась не дремал. Вот я чуть было в караси и не попал, да все ж не по зубам тульской щуке оказался.

Сановная столица считает их моими врагами. Не скрою, мне они враги, но достойные. С ними не зазорно мериться силой, не зазорно у них и учиться. Почему эти недюжинные умники стали моими врагами? Потому, что хотят жить без государственного закона. Мешают мне эти законы защищать. А служим-то мы одному делу: возвеличению края. Различие наше самое пустяшное: они воры, а я с ними в компании воровать у государства не согласен. Врагом Татищева почитают за то, что он давно их козырные карты подглядел и игру распознал.

Крепко осерчал на них, когда меня из края убрали. Прошла эта обида. Хотел бы увидеть их своими друзьями, законопослушными преобразователями уральского края. Выучка у меня петровская, умею ценить и заслуги врагов. Повторяю: я и Демидов служим государству каждый по-своему. Не будь Демидовых на Урале, не было бы здесь ни меня, ни даже моего Катерининска. В чем скрыта тайна их удач? В том, что на своих заводах все ладят русскими руками, не допускают иноземцев, до всего доходят своим разумом.