Сказание о Старом Урале
Шрифт:
Печи истоплены жарко. Духота, насыщенная пряными запахами. Огонек лампады перед иконой. На чугунном столике с мраморной доской горят несколько свечей в канделябре, освещают лежащую на диване курносую пригожую Машку. В кресле рядом – дебелая, русоволосая Танька с вязаньем в руках, а рядом на ковре примостилась молодая синеглазая монашка. Неделю назад ее поймали верховые дозорные на екатеринбургской дороге. Монашку уже дважды жестоко били, требуя открыть свое имя и назвать обитель, откуда сбежала. Очутилась она в руках демидовских дозорных случайно: не захотела обойти Невьянск окольной дорогой, брести по лесным сугробам...
Вдоль стены пять кроватей
Громко зевнув, Машка потянулась, хрустнула пальцами, сказала капризно:
– Кваску бы студеного! Жарища у нас, что в бане.
Танька искоса глянула на Машку:
– Пар костей не ломит. Жарко – разболокись. От кваса на тебя икота нападает.
– И то правда... Слышь, Тань, как воют, окаянные?
– Не глухая.
– Ведь опять соснуть ладом не дадут. Уж не к покойнику ли в доме?
– Типун тебе на язык. Не каркай на ночь глядя! – Танька перекрестилась. – Право слово, Машка, завсегда ты будто ворона.
– А скажешь, не угадываю я загодя покойников?
– Потому и помолчи.
– Ладно. Боишься покойников?
– Помолчи. Отвернись к стене – разом заснешь.
– А мне спать-то и неохота. Лучше на огоньки глядеть. Девчонкой еще огоньки пуще всего любила. Особенно в костре-теплинке. Искорки летят, головешки потрескивают, а ты глядишь и о своем раздумываешь. Стану на свечки глядеть, все – огоньки живые.
Безразлично слушая разговор новых товарок, монашка вдруг спросила:
– Пошто это у вас псов в барских покоях держат?
– От стужи берегут. Дорогие. Иные бабьим молоком выкормлены.
– Господи!
– А ты, Машка, – строго сказала Танька, – не торопись сор из избы выносить.
– Обет молчания не давала. Пусть люди знают, – громко и зло произнесла Машка. – Вон у христовой невесты даже рот распахнулся, до того порядкам нашим дивится. Думает, сбрехнула я попусту. А вот и расскажу ей, как у нас щенят борзых женской грудью вспоили.
– Замолчала бы, Машка!
– Отвяжись, Танька! Не стану молчать. Слушай, смиренница божья: ощенилась у нас, стало быть, сука да от родов и издохла. А хозяин сбирался из этого приплода самой царице подарок сделать – она, говорят, до борзых великая охотница. Велел хозяин из слободки углежогов двух баб привести, у коих грудные младенцы. Вот полных две недели щенята бабьи груди и сосали.
– А ребятишки с голодухи померли?
– На коровьем отсиделись. Невьянские ребята живучие, без хозяйского дозволения помирать не смеют.
– Неужли правду сказала? – Монашка удивленно смотрела на Таньку, а та утвердительно кивнула головой. – Страсти какие! Прямо боязно поверить.
– У нас такое не в диковинку. – Машка понизила голос до шепота и оглянулась на Маремьяну. Та по-прежнему спала с открытым ртом. – Здесь, в доме, во всяком углу загубленные схоронены, а души их ночами по покоям бродят. Много у нас страшнущего, только мы приобыкли и уж не пужаемся. Меня вот Машкой поп крестил, а по воле хозяина ноне Венеркой величают.
– Пошто здеся оказалась?
– Как-то в гости зашла да и засиделась.
Танька хихикнула.
– Ах, Машка! Ну, язык у тебя!
– Ты, сестрица, не шути надо мною, а скажи мне правду. Ведь чужая я здесь, дико мне все.
– Ежели правду, то слушай. Силком заволокли.
– Вдовицы вы, что ли?
– И то. Почитай что вдовицы.
– Мужики-то ваши... где?
– Раньше свадьбы померли. Ты дурочку из себя не строй, не прикидывайся. Должна понимать, что у Демидовых любая девка
Машка стиснула зубы, погрозила в темноту кулаком, покосилась в сторону Маремьяны.
– Сестрицы вы мои сердешные!
– Тебе, стало быть, нас жалко?
– Как же не жалко-то? Душа за вас болит.
– Ну и дура! В рясе, а все одно дура. Себя пожалей.
– Меня господь сохранит.
– Ну уж коли сюда тебя одну отпустил, на дороге не уберег, значит, плохо твое дело. Коли защитить тебя вздумает – все одно ему здесь дверей не отворят.
– Не кощунствуй, сестрица. Грех такое и помыслить.
– Эх ты, христова невеста! Поживешь – сама всего здесь насмотришься. Я тоже иную участь в жизни ждала. Парня Ваську любила. Уж под венец хотела, да невзначай параличному хозяину на глаза попалась. А теперича что? Вишь, какое богатство кругом!
Машка с ожесточением плюнула на ковер, закинула руки за голову.
– Эх, на Настеньку-то гляньте. Как младенец спит! Чистую душу и собачье вытье не будит.
– Не обессудьте за правду: она всех подруг краше, – сказала монашка.
– Она у нас царевна-хромоножка: от рождения одна нога чуть короче другой. Душа ангельская, ласковая да безропотная. Улыбнется – так дикий зверь смиряется.
– Тоже с мертвым была повенчана?
– Нет. Сынок хозяйский, Прокопушко, ее из Осокинского завода привез себе на забаву. Выкупил девку за пятнадцать рубликов серебром. Ласковый детинушка! А приласкает так обходительно, что синячка не посадит.
Машка присела на постель к Настеньке, погладила спящую. Спросила у монашки шепотом:
– Пошто в монастырь ушла? Ведь тоже красивой уродилась, как посмотреть на тебя.
– По воле божьей.
– Чья будешь?
– Богова.
– Таишься? Нам-то откройся, не выдадим. Лешачихи Маремьяны не бойся. Глуховата и спит крепко, с чертями во сне лобызается. Откройся! Все одно тебе с нами жить. Помрет кто на домне либо кто из мужиков на Ялупане, тебя с ним и повенчают. Что настоящего имени твоего крещеного не назовешь – хозяевам все равно, потому как другое тебе придумают, не остановятся... Даже в рясе на тебя поглядеть любо. Тесно в ней телу молодому, чай, видать... Значит, гостю тебя по первости хорошему отдадут.
– Он мной подавится. Слово такое ведаю. Шепну его в оба кулака – и любой мужик немощным станет.
– Неужли?
– Право слово. Вот теперича рты воротами вы обе растворили!
– Скажи нам то слово. Знаешь, какие иной раз слюнявые господа бывают.
– Сказать могу. Только силу оно в ваших устах не наберет – лишь монашескую чистоту мое слово оберегает.
И вдруг, неожиданно для собеседниц, резко, грубо заорала на новенькую Маремьяна:
– Врешь, ворона! Пятки мои сгори огнем, если ты на самом деле монашка. Небось по наказу ворогов нашего хозяина-батюшки в рясу обряжена, чтобы тайно на него донос пронести. Девок мутить вздумала?