Сказания и повести о Куликовской битве
Шрифт:
Княгиня же великая Евдокия,* и княгиня князя Владимира,* и княгини других православных князей, с воеводскими женами тут стоят, и
многое множество народа, мужья и жены, их провожающие, в слезах и в воплях сердец своих не могущие слова сказать. Княгиня великая Евдокия прощальное лобзание дала великому князю. Князь великий сам едва удержался от слез, но не дал себе заплакать — ради народа и, горько плача в сердце своем, но утешая великую княгиню, сказал: «Когда с нами бог наш — кто против нас!». И прочие княгини и боярыни также облобызали князей и бояр и возвратились вместе с великой княгиней.
А князь великий вступил в свое золотое стремя, сел на своего лучшего коня. Солнце на востоке ясно сияет ему и путь ему указывает. И вот тогда, как соколы с золотых колодок слетали, так из каменного города Москвы выехали князья белозерские, особо своим полком.
Князь великий Дмитрий Иванович послал брата своего Владимира Андреевича дорогой на Брашево, то есть Деревенскою, а сам князь великий пошел на Котел. Спереди ему солнце приятно греет, а за ним ветерок кроткий веет. Они потому разделились с братом своим, что не уместиться им было на одной дороге.
Княгиня же великая Евдокия со своей снохой и со всеми княгинями и с воеводскими женами взошла в златоверхий терем свой на берегу и села на рундуке* под южными окнами. И вот в последний раз видит она великого князя. А слезы у нее льются, как речная быстрина. Бьет она руками себя в грудь и говорит: «Господи боже великий, посмотри на меня грешную и смиренную, удостой меня снова увидеть государя моего, славнейшего среди людей, великого князя Дмитрия Ивановича. Дай же ему, господи, помощь от крепкой твоей руки победить противника и не сделай, господи, так, как было несколько лет назад, когда была битва на Калках* между христианами и язычниками. От такого спаси нас и помилуй! Не дай, господи, погибнуть нам и остальным христианам, да славится имя твое святое! И от Калкской битвы до Мамаева побоища лет 160.* И с тех пор Русская земля скорбит. И ни на кого у нас нет надежды, только на всевидящего бога. А я имею двух отпрысков еще малых — Василия и Юрия.* Если поразит их жар и солнце с юга, или ветер повеет на них, с запада на обоих, стерпят ли они? Что я сделаю? Дождаться бы им, господи, отца их в добром здоровье, и тогда земля их спасется, и они будут царствовать вовеки!».
Князь великий взял с собою десять мужей из сурожан,* то есть купцов, чтобы они были свидетелями. Если что-то случится и господь бог поможет, то они расскажут в дальних странах, ведь они известные путешественники: первый — Василий Капица,* второй — Сидор Алферев,* третий — Константин Болк,* четвертый — Козьма Ковыря,* пятый — Семен Антонов,* шестой — Михаил Саларев*, седьмой — Тимофей Весяков,* восьмой — Дмитрий Черный,* девятый — Иван Ших,* десятый — Дмитрий Сараев.*
Завеяли тогда ветры по великой дороге широкой, и поднялись тогда великие князья, а за ними русские князья, и бояре, и дети боярские, идут
поспешно, как будто для того, чтобы медовые чары пить, вкушать виноградных гроздий, хотят добыть чести и славного имени. Завеял ветер великий, а в нем громы немалые. Стук стучит, гром гремит на ранней заре: князь Владимир через реку перевозится на красном перевозе в Боровске.
Князь великий пришел в Коломну в субботу, на память святого отца Моисея Мурина.* А тут уже были многие ратники и воеводы и встретили великого князя на речке Сиверке.* Епископ же Евфимий* встретил его в городских воротах с живоносными крестами и со всем клиром, и осенил его крестом, и молитву сотворил: «Спаси, боже, люди твоя», и вошли они в церковь. И тут князь великий многих князей и воевод позвал к себе вкусить с ним хлеба. Но, оставив это, на прежнее возвратимся.
Тогда был Великий Новгород независим, не было над ним государя, когда произошла победа Донская. Новгородцы тогда владели сами собой. Воинства же тогда отборного и опытного было восемьдесят тысяч, и с многими странами жили они в мире благодаря своей храбрости. Много раз бывало, что приходили на них немцы и литва на их окраины, желая завоевать землю их, а они, выйдя против них, их побивали и с позором прогоняли. Сами новгородцы жили в великой славе, много богатства накопили. Окормлялись они святой Софией, Премудростью Божией, и заступлением пресвятой борогодицы, и молитвами угодника божьего Варлаама чудотворца,* бывшего игуменом в монастыре святого Спаса на Хутыни, и архиепископа Великого Новгорода и Пскова Евфимия.*
Послушайте вот что, братья. Когда пришли из степи вестники к великому князю Дмитрию Ивановичу, что поганый царь Мамай идет покорить землю Русскую с огромным войском, и услышал великий князь, что Ольгерд Литовский и Олег Рязанский присоединились к Мамаю, князь великий тогда сильно опечалился, и все государство Московское пришло в смятение от внезапного нашествия. Князь великий Дмитрий Иванович возложил на господа печаль свою, и отверг от себя всякую сердечную скорбь,
Услышал архиепископ новгородский Евфимий, что великое гонение начинается против христиан, возмутился сердцем и упал ниц перед святым образом пресвятой богородицы и сказал: «Всемирная владычица! Чудная богородица, милостивая и премилостивая владычица! Чистая дева непорочная, мать Христа бога нашего, припади и умоли сына своего и бога нашего Иисуса Христа. Пусть смирит он сердце сего льва свирепого, поганого Мамая, хотящего осквернить пресвятое имя твое богоне-вестное, и святые твои храмы разорить, и род христианский искоренить. Помоги, господи, великому князю против поганого Мамая и возвыси, господи, десницу христианскую!». И, восстав от молитвы, святитель сказал посадникам: «Зачем вы пришли ко мне?». Они же сказали: «Господин, святой отец, пришли мы к тебе, чтобы ты благословил нас принять священный венец смертный. С сынами русскими Московской земли хотим, господин, пострадать в одном и том же месте за имя Христово».
Архиепископ же прослезился и сказал: «Благословен бог, что дал такую благодать в сердца ваши! Идите, повелите собираться народу, и что скажет народ — захочет ли сражаться против поганых или нет». Посадники новгородские, взойдя на ступени, велели звонить в вечевой колокол и повелели по всем улицам на конях ездить и звать на вече — надо решать государственное дело. И сошлось многое множество народу на вече. Посадники же сообщили святителю, что собрался народ. Архиепископ же, сев в сани, приехал на собрание и, встав на ступени, приказал призвать народ к молчанию. Посадники послали глашатаев многих к народу, чтобы установить молчание. Архиепископ же сказал громким голосом: «Мужи Великого Новгорода, от мала до велика! Слышите ли, сыны мои, какое бедствие пришло на веру христианскую — что поганый царь Мамай идет на землю Русскую, на великого князя Дмитрия Ивановича, и хочет он веру христианскую осквернить, и святые церкви разорить, и род христианский искоренить. Князь же великий Дмитрий Иванович помощью божией вооружился против поганых и хочет добровольно за Христову веру пострадать. Прошу вас, дети мои, и вы с ним пойдите на подвиг за веру христианскую, чтобы заслужить вместе с ними жизнь вечную».
Услышав это, новгородцы вскричали многими голосами и поклонились архиепископу до земли, говоря: «Святой, честный отче, ты глава нам всем, ты наш учитель, ты пастырь добрый словесным овцам. Мы все готовы по слову твоему и благословению, святый отче, погибнуть за веру христианскую, головы свои сложить за Христа. И не можем мы, господин, оставить великого князя Дмитрия Ивановича в предстоящей такой великой беде одного. Если, господин, князь великий спасен будет от нашествия безбожников, то и мы без печали будем. А если великий князь будет разбит, то и мы не уцелеем. Дай же нам, господин, отче, сегодня собраться, а завтра будем готовы идти на путь спасения, на помощь великому князю Дмитрию Ивановичу, против безбожного Мамая». Затем архиепископ, благословив их, удалился в свою келью. Посадники новгородские, поклонившись архиепископу, пошли и начали выбирать из вельмож своих воевод крепких. Избрали шесть воевод храбрых и мудрых весьма и опытных в бою: первого — великого посадника Ивана Васильевича, второго — сына его Андрея Волосатого, третьего — Фому Михайловича Красного, четвертого — Дмитрия Даниловича Заверяжского, пятого — пана Михаила Львовича, шестого — Юрия Захарьевича Хромого.*