Сказания и повести о Куликовской битве
Шрифт:
С. К. Шамбинаго, редакции «Сказания» — поздние вставки.207 Более подробно эту мысль развил и обосновал А. А. Шахматов, который, кроме того, высказал предположение, что уже в первоначальном виде «Сказания» имя литовского князя было Ольгерд, а Ягайло — это позднее исправление.208 Сравнительный текстологический анализ различных редакций «Сказания о Мамаевом побоище» показал, что действительно в первоначальном тексте произведения литовский князь назывался Ольгердом.209 Издание в 1959 г. Лондонского списка Вологодско-Пермской летописи210 на конкретном тексте иллюстрировало, что в основе редакции «Сказания», включенной в эту летопись (С. К. Шамбинаго называл эту редакцию второй), редакции, считавшейся близкой к первоначальному тексту памятника с исторически верным именем литовского князя — Ягайло, лежал текст, в котором этот персонаж «Сказания» именовался Ольгердом. Таким образом, решать вопрос о старшинстве редакций, о том, каким мог быть авторский текст памятника, необходимо было не с точки зрения точности исторйческих
Такой сравнительный текстологический анализ всех известных списков «Сказания» показал, что наиболее близкой к авторскому, первоначальному тексту произведения больше всего оснований считать ту редакцию, которую С. К. Шамбинаго определял как третью редакцию памятника. Эта — Основная редакция «Сказания о Мамаевом побоище» представлена несколькими вариантами. Следующая по старшинству редакция— Летописная (по С. К. Шамбинаго, вторая), она включена в состав Вологодско-Пермской летописи. К старшим редакциям «Сказания» относятся также Киприановская — та, что входит в состав Никоновской летописи (первая редакция, по С. К. Шамбинаго), и Распространенная (по С. К. Шамбинаго, четвертая редакция). Помимо этих ранних редакций есть несколько более поздних редакций «Сказания», датируемых XVII в.: «Сказание» в «Летописце» князя И. Ф. Хворостинина (кп. ГИМ, собр. Уварова № 116 (1386), XVI в.); редакция, составленная в 70-х гг. XVII в. Феодосием Сафоновичем;55 редакция «Синопсиса» (конец 70-х— начало 80-х гг. XVII в.).
Основная редакция «Сказания о Мамаевом побоище» от остальных редакций отличается наибольшим количеством вариантов. Два варианта Основной редакции должны быть отмечены особо, так как их можно признать наиболее близкими к первоначальному тексту произведения и, кроме того, другие варианты этой редакции развивались из этих вариантов Основной редакции. Это варианты О и У, названные так чисто условно: к варианту О относятся те списки, в основу которых может быть положен список ГПБ, O.IV.22, к варианту У — те списки, которые по основным признакам близки к списку Основной редакции ГБЛ, собр. Ундольского, № 578. Самое существенное отличие варианта У от варианта О в окончании произведения. В У окончание «Сказания» — подробное описание движения русских войск с Куликова поля в Москву. Окончание варианта У представляет собой пересказ в обратной последовательности общего для обоих вариантов описания движения войск великого князя московского из Москвы к Дону. Поздний характер окончания в У виден из того, что здесь встречаются текстуальные повторения таких отрывков из рассказа о походе войск на поле битвы, которые никак не подходят к рассказу о возвращении войска с поля брани. Помимо этого отличия варианта У от варианта О есть ряд более мелких различий в тексте обоих вариантов. Варианты О я У происходят не один от другого, а восходят к общему протографу, и протограф этот получил наиболее близкое отражение в списке «Сказания» первой половины XVI в. ГПБ, O.IV.22. Но и в этом списке должны быть отмечены и более поздние изменения в тексте (в частности, в окончании есть небольшая вставка из пространной летописной повести явно вторичного характера), и сокращения первоначального текста.
Кроме вариантов О и У в Основной редакции выделяются следующие варианты: Печатный, Забелинский, вариант Михайловского. Необходимо отметить, что отдельные списки Основной редакции «Сказания», которые по ключевым признакам относятся к тому или иному из названных выше вариантов, отличаются индивидуальными особенностями.56
Текст Летописной редакции и по сюжетному развитию и текстуально (в целом) близок к особенностям варианта О Основной редакции «Сказания». Но здесь проведена последовательная переработка взятого за основу текста Основной редакции по пространной летописной повести, что прежде всего отразилось на изменении имени литовского князя в соответствии с исторической достоверностью. Первоначальная редакция Вологодско-Пермской летописи, время составления которой историки летописания относят к концу XV — началу XVI в.,57 отражена в Лондонском списке этой летописи, в котором текст «Сказания» есть. Таким образом, время составления Летописной редакции «Сказания» следует относить к концу XV — началу XVI столетия.
Киприановская редакция «Сказания» была создана, как это убедительно показал Б. М. Клосс, митрополитом Даниилом, составителем Никоновской летописи.68
В результате исследования Б. М. Клосса время написания этой редакция «Сказания» датируется очень точно— между 1526–1530 гг.211 В редакции «Сказания», составленной митрополитом Даниилом, особо подчеркивается та большая роль, которую якобы сыграл в событиях 1380 г. митрополит Киприан. Это придает Киприановской редакции «Сказания» особо ярковыраженный церковно-религиозный характер: война с Мамаем — прежде всего война за православную церковь, за христианскую веру. Церковная направленность Киприановской редакции «Сказания» проявляется еще и в том, что в ней с особой силой подчеркивается роль митрополита Петра как покровителя Москвы и русских. Церковная, официально религиозная направленность Киприановской рег дакции обнаруживается и в заглавии, где перечисляются все святые, которые помогли русским в битве с татарами на Куликовом поле. Все эти особенности Киприановской редакции «Сказания» тесно, связаны с характером работы над этим летописным сводом Даниила,212 с тенденциями Никоновской летописи. Еще А. А. Шахматов писал в свое время: «Я отвечаю решительным утверждением, что подобное прославление памяти митрополита (Киприана, — Л. Д.) дело не современника, а книжника XVI века, воспитавшегося в известной, определенной Литературной среде и применявшего выработанные в этой среде приемы к обработке различных литературных произведений. Составитель Никоновской летописи — типич-, ный представитель этой литературной среды. Весь его труд изобилует примером благоговейного отношения к митрополитам и тенденциозной окраской событий в духе их прославления».213
Даниил, создавая Киприановскую редакцию «Сказания», взял за основу своей переработки вариант У Основной редакции (это видно и на больших отрывках текста, и нашло отражение в отдельных специфических словах и словосочетаниях). Источник своего сочинения Даниил последовательно и сильно сокращает. Вместе с тем он широко использует в своей работе пространную летописную повесть, делая из нее отдельные вставки и перерабатывая на ее основе текст источника. Даниил включает в свою редакцию «Сказания» большой рассказ об истории подавления на митрополию Киприана. В некоторых подробностях исторического характера Киприановская редакция сообщает сведения, о которых в других памятниках Куликовского цикла не говорится. Видимо, митрополит Даниил использовал и не дошедшие до нас источники, связанные с Куликовской битвой.
Распространенная редакция «Сказания», как видно уже из ее названия, отличается от других редакций произведения наличием в ней новых эпизодов и расширением, за счет всякого рода подробностей, общих для всех редакций эпизодов. Самые существенные вставные рассказы Распространенной редакции — рассказ о посольстве Захарии Тютчева к Мамаю и рассказ о новгородцах.
Развитие и усложнение эпизодов, присущих всем редакциям «Сказания», в рассматриваемой редакции идет путем введения дополнительных подробностей, усложнения сюжетной линии того или другого эпизода. Так, например, во всех редакциях говорится о посылке литовским князем своего посла к Мамаю, в Распространенной же редакции называется имя этого посла — Бортеш и вводится рассказ Бортеша, характеризующий Мамая в резко отрицательных тонах.
Во всех редакциях «Сказания» сообщается о посылке с дарами от великого князя московского к Мамаю посла Захарии Тютчева. В Распространенной редакции — большой сюжетный рассказ об этом посольстве. В сущности — это целая законченная повесть.
В основе повести о посольстве Захарии, помещенной в Распространенной редакции «Сказания», вероятнее всего, лежит устный по происхождению легендарно-сказочный рассказ о хитроумном русском после. Сказочно-эпическое происхождение этой повести отчетливо проявляется и в мелких частных эпизодах ее, ж в самой ее сути — в характере рассказа о том, как удалось русскому послу обмануть грозного повелителя Орды. Но легендарное предание предстает в «Сказании» в литературно обработанном виде и, несмотря на сюжетную завершенность этого легендарно-сказочного рассказа самого по себе, в составе «Сказания» он является отдельным эпизодом обширного единого повествования о событиях 1380 г. Й эпизод этот тесно связан в литературно-художественном и идеологическом отношении со всем сюжетом Распространенной редакции «Сказания». Об этом красноречиво свидетельствует рассказ о посольстве к Мамаю Бортеша. В обоих рассказах (о после от противника Мамая и о после от союзника Мамая) перед читателем в самом неприглядном виде предстает золотоордынский правитель — враг Русской земли.
Литовский посол рассказывает своему князю о том впечатлении, какое произвел на него Мамай. В этом рассказе Мамай выступает как заносчивый, но недалекий и даже глупый правитель. Повесть о посольстве Захарии наглядно иллюстрирует тупоумие Мамая: умному и находчивому русскому послу без труда удается его одурачить.
Рассказ о посольстве Захарии, как и рассказ о посольстве Бортеша, не является механическим включением в повествование нового занимательного эпизода, оба они подчинены общей тенденции рассматриваемой редакции — стремлению еще полнее, шире ж увлекательнее рассказать о событиях 1380 г. Не менее ярко эта же тенденция Распространенной редакции проявилась и в рассказе о новгородцах.
В Распространенной редакции «Сказания» имеется большой рассказ, в котором описывается, как в Новгороде узнали о готовящемся в Москве походе против Мамая и как новгородцы решили пойти на помощь к великому князю московскому ж осуществили это решение. Так же как и рассказ о посольстве Захарии, рассказ о новгородцах сам по себе представляет целую повесть. (В некоторых списках Распространенной редакции, в которых дается заглавие отдельным эпизодам «Сказания», эпизод о новгородцах так и озаглавлен: «Скажу вам иную повесть о мужех новгородцах великого Новгорода» — список ГПБ, собр. Погодина, № 1414). В основе повести о новгородцах, скорее всего, лежит устное предание новгородского происхождения об участии новгородцев в битве на Куликовом поле. Об этом свидетельствует не только идейная направленность данной повести — стремление показать активное и действенное участие Новгорода на стороне великого князя московского (в летописных источниках об участии новгородцев в Куликовской битве ничего не говорится), но и ряд таких деталей повести, которые отражают специфически новгородские черты быта (роль в жизни Новгорода архиепископа, новгородского веча и т. п.). Подобно повести о посольстве Захарии, повесть о новгородцах в составе Распространенной редакции «Сказания» представляет собой уже литературную переработку местного предания, она входит в сюжет произведения как тесно связанный с ним эпизод. Включение в число участников Куликовской битвы новгородских сил отразилось в целом ряде эпизодов памятника. В Распространенной редакции «Сказания» в рассказе об уряжении полков на Коломне говорится, что великий князь, «приехав к полком новгородцким и видев их, подивися, яко чюдно зрети учрежение их и нарочети к боеви», здесь же сообщается, что Дмитрий Иванович отводит новгородцам левый фланг: «левую руку учини новгородцких насадников» (с. 89).214 (В предшествующих Распространенной редакции текстах «Сказания» в данном месте о новгородцах ничего не сообщается). Упоминаются новгородцы и в ответе бояр Олегу Рязанскому, когда он был удивлен тем, что Дмитрий осмелился пойти против Мамая. После слов бояр о том, что Сергий благословил Дмитрия на битву с Ордой и дал в помощь великому князю московскому двух иноков своего монастыря, в Распространенной редакции добавлено: «А еще сказывают, приидоша к нему на помощь новгородцы со многими силами своими, а воинство их, сказывают, вельми красно и храбра зело» (с. 90).