Сказания о Дьяволе согласно народным верованиям. Свидетельства, собранные Клодом Сеньолем
Шрифт:
Крестьянин, который, по возвращении из хижины колдуна, должен оплатить мессы, кладет деньги, предназначенные для этого, снаружи дома; когда денежная жертва будет принесена, больной поправится. Чтобы получить право вписать эти мессы в приходской журнал, он идет на хитрости; он утверждает, что исполняет заупокойную службу, предусмотренную условиями завещания. Он смешит друзей, которые чувствуют себя втянутыми в какую-то сомнительную историю, он рассказывает о колдовских ухищрениях соседа. Что до него самого, ни за что на свете он не хотел бы иметь дела с людьми, от которых пахнет ересью. Он знает, что если он выдаст свой план, он наткнется на отказ кюре, и что у него не будет другого средства избавиться от денег, предназначенных на божественные нужды, как только подбросить их в сад кюре, как это делают в Даглане, в Дордони.
В горах Бурбонне верили, что козел защищает стойла от сглаза. В Эскюролле некогда женщины подвешивали все возможные медальоны на латунный пояс, который они носили между платьем и нижней юбкой. Мужчины делали то же самое с шерстяным поясом. Считалось, что эти пояса, увешанные таким образом, могут снимать порчу.
Чтобы уберечь себя от проклятий, насылаемых в ночь с 30 апреля на 1 мая, искали средство защиты. Чтобы отпугнуть злых духов, довольно долгое время в Бурбонне всю ночь жгли костры, кроме того, люди издавали крики, стреляли из ружей и, главное, вертели колеса на запряженных быками телегах. Ось поднимали с одной стороны с помощью опоры, так чтобы колесо, не касаясь земли, могло свободно крутиться. Рядом закрепляли палку, которая, цепляясь за спицы колеса, производила оглушительный шум.
Первым делом перестали жечь костры; люди довольствовались тем, чтоб вертеть колеса, затем понемногу стали уставать от необходимости проводить всю ночь за этим упражнением. В конце XIX века их крутили только час, после ужина, по-прежнему стреляя при этом из ружей. Сегодня колеса больше не крутят; то здесь, то там, какой-нибудь старик еще делает несколько ружейных выстрелов и обходит кругом здания и навозную кучу, кропя вокруг себя святой водой.
Очень часто также, если люди верили, что была наложена порча, они прибегали к помощи приходского кюре. Естественным казалось искать защиты у Божьего слуги против козней Дьявола. В деревне немного есть кюре, которых не звали вот так благословить какое-нибудь стойло или вернуть покой страждущим душам. В некоторых областях, особенно в восточной части Прованса, чтобы отвратить сглаз, люди исхитрялись заручиться доверием кюре, чтобы у него получилась месса в форме треугольника или месса в форме волчьего хвоста; в один и тот же день околдованный должен был отслужить мессу во многих приходах, которые по своему положению образовывали треугольник или волчий хвост. Некоторые кюре пользовались большой славой за умение отвести порчу. Рассказывают о кюре маленького прихода в горах, который пользовался вот такой необычной репутацией. Его должники приносили ему масло и яйца в таком изобилии, что он стал штатным поставщиком кондитерской в соседнем городе.
— Значит, ваш муж так плох? — спрашивает священник Берту, совсем отупевшую от возможности слышать разговор и видеть человеческие движения… Возможно, совсем счастливую оттого, что принесли дров, оттого что тепло вернулось вместе с потрескиванием камина.
Но отвечает фермер:
— Да, это так, мсье кюре, я умру, я уже много часов вижу смерть, вот тут, перед глазами.
Оживший очаг, в свою очередь, оживляет тени и, если кюре молча смотрит на тень фермера, которая прыгает по желтоватой стене в глубине постели, то это потому, что он сравнивает ее с проявлением дьявольского могущества, о котором он предпочел бы ничего не знать.
— Я не понимаю вас, — говорит он спустя долгое время.
Но он отлично понял.
Чтобы полностью все рассказать, Фирмен придает своему голосу больше мягкости, больше таинственности.
— На меня навели порчу…
— Порчу? Как это?
— Посмотрите в замочную скважину, вы увидите там кусок камыша… Это колдун наслал на меня это проклятье… я пропал!
Кюре идет к двери и смотрит. Но он не хотел бы видеть то, что он видит: этот камыш, там, в скважине. Он отходит на несколько сантиметров. Ему сейчас легче было бы вынуть один из Священных Шипов, воткнутых в Святой Лоб Господа нашего.
Наконец, он решается и вытягивает камыш. Он поднимает его, осматривает и видит, что его закаляли в жидкости, которая свернулась. Она коричневатая, но прежде она должна была быть красной.
Священник бросает амулет в огонь и крестится, чтобы защитить себя от порчи.
— Спите спокойно, — говорит он вместо прощания, надев свою черную фетровую шляпу, которая, как губка, впитала дождь.
И он уходит, с силой закрыв дверь.
Сенжан, освобожденный, шумно вздыхает и опирается спиной о стену. Берта в течение минуты шатается и бормочет: «Тем лучше». Потом она готовится ко сну, не без труда заперев дверь. У нее руки-ноги трясутся, потому что рядом с ней — чудесно исцеленный.
У меня был шурин в Берри, сказал старый Маршан, он приезжал навещать нас больше трех раз. Это он рассказал нам эту историю.
Один человек построил дом и стал там жить. У него была маленькая колыбель. Когда его жена брала ребенка, на ее глазах из этой колыбели выползали две змеи, она открывала платяной шкаф — змея, буфет — тоже змея или две.
Однажды муж пошел к мельнику с мешком зерна.
«Держи. Ты смолотишь мне его. Это последний, что я тебе приношу». — «Почему это?» — «Потому что я больше не могу продолжать здесь жить». И он рассказал ему, как все обстояло.
«Ах вот как! Ты расстраиваешься из-за змей? Через три дня я принесу тебе муку, в семь часов. В пять разогрей печь, как если б ты хотел печь свой хлеб; чтоб когда я приду, она была горячая».
В указанный день пришел мельник. «Дай мне лопату». Он взял большую лопату для выпечки хлеба и положил ее рукояткой на пол перед печью. Он сделал несколько гримас, прочитал молитву. «Испугаешься ты или нет, что бы ты ни увидел, не говори ни слова».
Внезапно из буфета выползла змея. Она дважды извивалась, потом по рукояти лопаты вползла в печь. Шесть или семь змей последовали за ней. Последняя была огромной, она оглашала дом шипением. Хозяин дрожал, как лист в непогоду.
«Закрой печь, ты их больше не увидишь».
Маршан добавил, что таким образом, с помощью заклинания, избавлялись от того, кто переманивал коровье молоко. Но только нужно было быть уверенными в своей правоте. Прежде нужно было хорошенько поразмыслить (спросить себя не о том, не слишком ли велико наказание для проступка — переманивать коровье молоко! — но о том, действительно ли мы имеем дело с настоящим виновником). Однако после того, как сказаны магические слова, «подозреваемый», виновен он или нет, вынужден был отправляться в горящую печь.
В Сен-Жюльен-д'Арпеон, в Лозере, есть женщины, наводящие порчу, и только некоторые мужчины могут ее снимать. В той же общине, в деревушке Буже, старый пастух Жан имел дар оберегать с помощью магического круга кур. Для этого он должен был обойти деревню кругом, ночью, в одной рубашке, так, чтобы его никто не видел. После этого лиса не могла больше приходить за курами на тот участок, около которого Жан сделал круг. Но если кто-нибудь брал из деревни яйца, нужно было следить за тем, чтоб не принести их обратно, иначе колдовство было бы нарушено. Молодчина Жан не говорил ни да, ни нет, но он от души смеялся, когда рассказывали эту историю.