Сказания о нартах
Шрифт:
Отъехали они немного, и сказала Акола Урызмагу:
— Добрый старик, если твой конь может пойти рядом с моими конями, то привяжи его, а сам сядь со мной в повозку.
Привязал Урызмаг своего пегого Арфана рядом с лошадьми Аколы, а сам сел рядом с Аколой на мягкое сиденье и указывал возницам дорогу. Вот приблизились они к Черной горе. Черная туча залегла на вершине Черной горы: это все быстрее и быстрее пляшут именитые нарты, и пыль высоко поднялась и скрыла вершину горы. И спросила Акола Урызмага:
— Что это за черная туча?
— Я скажу тебе, что это за туча: узнали нарты о том, что угрожают им войска агуров и выступили им навстречу. Может, ты хочешь
Подумала Акола и потом сказала:
— Мы бежим от агуров. Кто же защитит нас лучше, чем те, которые выступили против них? Поедем к ним, там найдем мы себе пристанище.
Урызмаг, понятно, согласился, и вот поднялись они на вершину Черной горы. Пляшут нарты все быстрее и быстрее. Выглянула Акола из окна своей повозки, и первым поймал ее взгляд искроглазый Сослан. Встрепенулся он, встал перед ней и сказал:
— Сколько дней пляшем мы здесь ради тебя свой веселый симд! Прошу тебя, спляши со мной.
— Хороший ты человек, Сослан, и сплясала бы я с тобой, но ты родом с гор, и если не сумею я собрать мягкой фасал-травы и положить ее в твои арчи, то ты, чего доброго, еще прибьешь меня.
— Стать бы тебе жертвой [65] за наших горцев, что носят арчи, — сказал Сослан и, опустив голову, вышел из круга пляшущих.
— Спляши-ка со мной, красавица Акола, — сказал сын Кандза Саууай Низкорослый.
65
В этом ответе Сослана звучит обида за горцев, презираемых Аколой. Смысл его слов приблизительно такой: «Ты сама не стоишь тех горцев, о которых говоришь свысока».
— И с тобой бы я сплясала, но если кто из могучих нартов вместо моей руки пожмет тебе руку, то раздробится рука твоя.
— Тогда со мной спляши, красавица, — сказал ей Хамыц.
— Сплясала бы я с тобой, но в твоей бороде к весенней траве подмешались уже осенние травы.
— Это я сыскал тебя, я приглашаю тебя, и ты мне не откажешь, — сказал Урызмаг красавице Аколе.
— С радостью сплясала бы я с тобой, о Урызмаг, старейший из нартов, но строга хозяйка твоя Шатана, и плохо мне будет, если я не угожу ей.
— Чтобы принесли тебя в жертву моей хозяйке Шатане, раздающей гостям почетные чаши и накрывающей перед гостями полный стол! — с досадой сказал Урызмаг и отошел прочь.
Все нарты по очереди просили красавицу Аколу сплясать с ними, но ни с кем она не пошла. И тогда после всех подошел к ней сын Хамыца булатный Батрадз.
— Девушка, спляши со мной, — сказал он.
— С тобой я бы сплясала, булатный Батрадз, — ты лишь один среди нартов не имеешь никакого порока. Но лежит пятно одно на чести твоей. Много лет назад семиглавый крылатый уаиг Кандзаргас за дальние горы унес одного из предков твоих по имени Уон и сделал его своим пастухом. В одной нагольной шубенке пасет он стадо этого уаига, гнидами покрыта его шубенка, в дождь вытягивается, на солнце коробится она. Не живет, а страдает старый Уон. Вот когда ты вывезешь его вместе со всеми сокровищами Кандзаргаса, тогда ты будешь достоин того, чтобы я сплясала с тобой.
Точно кто-то по губам ударил Батрадза, повернулся он к нартам и сказал:
— В дальний путь отправляюсь я, о нарты, и прошу: пока не вернусь, продолжайте плясать ваш симд, и пусть никто из вас не обидит красавицу Аколу и не скажет ей дурного слова.
И, сказав это, вскочил Батрадз на коня своего, во всю мочь поскакал он домой и кинулся скорее к Шатане:
— Нана, о
— Всегда твоя нана готова стать жертвой за тебя! Вон там, в сокровищнице нашей, стоит железный сундук, весь наполненный доспехами и оружием предков твоих. Ведом тебе хатиагский язык. Подойдя к сундуку, попроси его по-хатиагски — и сама подымется перед тобой железная крышка, и возьмешь ты из сундука все, что тебе нужно.
Вошел тут Батрадз в сокровищницу Ахсартаггата, и по-хатиагски обратился он к железному сундуку. Звеня, поднялась его крышка, из множества доспехов и оружия выбрал Батрадз меч и панцирь, которые пришлись ему по душе, и, надев все доспехи, вошел к Шатане:
— Нана, о нана, скажи, идут ли мне доспехи моих предков?
— Пусть за голову твою будет принесена в жертву нана твоя! Как солнечные лучи сияют на груди наших гор, так тебе идет твой панцирь! Весенняя роса так же сверкает на молодой травке, как сверкает твой меч в руке твоей.
— Если это так, нана, то приготовь мне в дорогу вкусной еды, и чтобы везти ее было легко. И еще я спрошу у тебя: был у нас предок, Уоном звали его, не осталось ли от него старой лошади или хотя бы старой уздечки? Если осталось, укажи, где мне найти это.
Приготовила Шатана еды в дорогу Батрадзу и потом сказала ему:
— В старом доме нашем на вешалке висят седло и уздечка Уона. Возьми их и пойди в дремучий лес. Один белый конь остался от Уона. Днем скрыт он в горной теснине, а на ночь выходит пастись на лесную поляну. Много лет пасется он там и тропинку протоптал между горой и поляной. Если хватит у тебя доблести, попадет этот конь в твои руки. Ну, а если нет, значит, тебе это не суждено.
Батрадз взял седло и уздечку Уона, пошел в дремучий лес, нашел узкую тропинку между горой и поляной. Ветвистое дерево стояло возле этой тропинки. Залез Батрадз на раскидистые ветки, нависшие над самой тропинкой, и когда поздно ночью вышел из горной теснины на тропинку белый конь, прыгнул на него сверху Батрадз. Понес его конь по поляне, но Батрада схватил его за горло, стиснул и вынудил коня открыть рот. Вдвинул Батрадз ему в рот удила, надел он на него уздечку и ловко положил на него седло. На дыбы взвился гордый конь и вскинулся выше деревьев, под самые облака. Но три раза ударил его Батрадз с такой силой, что кровавые куски кожи, которых хватило бы на две пары арчи, отскочили от боков коня. А затем натянул он поводья и направил коня туда, куда захотел. Скакал он, и длинное становилось коротким под копытами его. Долго ли, коротко ли скакали они, но вдруг конь обратился к Батрадзу:
— Хотел бы я знать: куда мы едем сейчас?
И ответил ему Батрадз:
— Семиглавый уаиг Кандзаргас за горы унес одного из предков наших. Вот и еду я его теперь искать.
— Нет, не удастся это тебе, — сказал конь. — Немало твой отец потрудился, чтобы добраться до этого чудовища, но ничего у него не вышло. Да и как добраться до него? Две горы преграждают путь. Эти горы с яростью, как два драчливых барана, все время сталкиваются друг с другом и тут же снова расходятся. И вот если в тот краткий миг, когда они разбегутся, нанесешь ты мне три удара, подобных тем, которые нанес, когда укрощал меня, и когда с твоих ладоней слезет столько кожи, сколько хватит на подошвы для пары арчи, то тут или мы проскочим, или погибнем. Отец твой не смог достаточно крепко ударить меня, и горы защемили мне хвост. Так не попали мы по ту сторону гор. Вот с тех пор и хожу я куцый.