Сказания о нартах
Шрифт:
Так, беседуя, достигли они тех гор, что, подобно баранам, то сталкиваются, то разбегаются вновь. Натянул тут поводья Батрадз и в тот миг, когда горы начали расступаться, таких нанес три удара коню, что куски кожи, из которых можно сделать пару арчи, отлетели с боков коня, а с ладоней Батрадза слезло столько кожи, что из нее можно было бы сделать подошвы для этих арчи. Грохот его плети прогремел, как гром, эхо повторило его в горах, и этот многократный гром оглушил обе горы — застыли они на мгновение. И в это мгновение рванулся конь и вынес Батрадза на ту сторону гор.
Здесь
Подъехал к нему Батрадз и сказал:
— Пусть принесет тебе счастье этот день, отец мой.
— Счастливо жить тебе, солнце мое, — ответил старик. — Откуда ты? Сколько я здесь нахожусь, ни прохожего, ни проезжего, ни даже по небу летящего не видел я. Никого не пропускает в свою страну семиглавый уаиг, наш хозяин. Так что же ты за диво такое? Зачем ты приехал? Что тебе нужно здесь? — Так спрашивал старик Батрадза, а сам все ходил вокруг коня, и слезы градом катились по его сморщенным щекам и падали на землю.
— Почему ты плачешь, отец? — спросил его Батрадз. — Неужели так грустно тебе видеть меня?
— Нет, не грустно мне видеть тебя. Но когда попал я в руки этого проклятого Богом чудовища, то разлучился я с конем, который очень похож был на твоего коня. Да что вспоминать о нем? Наверное, его уже давно съели волки. Вот что вспомнилось мне и отчего лью я слезы.
— Так не лей же, отец, слез своих, — своего коня видишь ты перед собой. А сам я сын нарта Хамыца Батрадз, и ты больше никого не бойся.
— Слезь-ка с коня, — сказал старик. — Только когда ощупаю я тебя пальцами своими и проверю строй твоих костей, только тогда поверю я, что ты сын нарта Хамыца.
Слез Батрадз с коня и подошел к старику. Несколько раз по всему телу Батрадза пробежали пальцы старика, и он сказал:
— Наш ты, конечно. Весь строй тела твоего такой же, как у нашего рода. Но зачем ты приехал сюда? Разве мало того, что я погибаю здесь? Так зачем еще и тебе погибать?
— Не печалься, отец. Никогда нет проку от печали. Укажи лучше, где жилище уаига.
— Я бы охотно показал тебе место, где живет уаиг. Но что ты можешь сделать ему? Нет такой силы, которая была бы сильнее его. Птицы боятся пролетать над его страной, весь мир в страхе дрожит перед ним.
Так говорил Уон, но неотступно просил Батрадз указать ему жилище Кандзаргаса. И под конец Уон исполнил его просьбу.
— Видишь там, на вершине горы, черную пещеру? — показал Уон. — Вход в нее загорожен скалой, и нет человека, у которого хватило бы сил сдвинуть с места ту скалу.
Мгновенно взобрался Батрадз на гору, один раз толкнул он плечом скалу, закрывающую вход в пещеру, и отодвинул ее. Вошел он внутрь пещеры и увидел, что спит семиглавый уаиг, и храп его эхом отдается под сводами пещеры. Жар извергают все семь его пастей, до высокого свода пещеры подымается этот жар и черной золой
— Добрый вам день, девушки! — сказал сын Хамыца Батрадз. — О чем вы плачете?
Встали перед ним девушки и ответили ему:
— Да будет тебе удача, сын Хамыца булатный Батрадз. Пусть бы одни мы погибли здесь, — зачем же твои ноги принесли тебя сюда на погибель? А плачем мы потому, что проснется сейчас наш владыка и высосет из нас всю нашу кровь. Пять месяцев подкармливает он нас всеми этими обильными яствами, которые видишь на наших фынгах. А в конце каждого пятого месяца он острые шила вонзает нам в пятки и высасывает кровь из нас. Потом спит он, а проснувшись, снова сосет нашу кровь. И мы плачем потому, что сейчас он проснется.
Тут не стал больше сдерживать себя Батрадз, выхватил он свой меч и только подумал: «Вот рубану я сейчас это чудовище», — как девушки сказали ему:
— Подожди, не торопись, не суждена ему смерть от чужого меча. Ты лишь разбудишь его, и он проглотит тебя.
— От чего же суждено ему умереть? — спросил Батрадз.
— Зайди за эту дверь, там увидишь ты огромный сундук. Чудесный меч лежит в этом сундуке. Только от него может умереть уаиг. Не суждена ему смерть ни от чужого меча, ни от чужой стрелы. Но не открыть тебе этого сундука — сила сотни пар быков нужна, чтобы приподнять его крышку.
Но тут подбежал Батрадз к сундуку и сказал ему несколько слов на хатиагском языке, и сама поднялась крышка его. Выхватил оттуда Батрадз меч уаига, замахнулся с плеча — и с первого же удара одна за другой покатились во все стороны шесть голов чудовища, обливая кровью стены пещеры. А седьмую голову не отрубил Батрадз. Поднялась голова и, покачиваясь, сказала:
— Сын Хамыца, нартский Батрадз, недостойно тебе нападать на спящего.
— Это правда, — ответил Батрадз, — но слишком велики обиды, которые нанес ты нартам: гнев мой подступил к горлу моему, не смог я сдержать себя. Потому молчи: без твоих упреков знаю я, что не подобает мне нападать на спящего.
— Так прошу тебя, не дли мои мучения, кончай скорее со мной, руби меня второй раз.
— Не подобает мне рубить тебя еще раз! Нарты Ахсартаггата, как повелители грома, поражают с первого, подобного молнии удара, — ответил ему Батрадз.
И тут еще раз поднял уаиг свою голову, попробовал потянуться всем своим огромным телом, но тщетно. Опрокинулся он навзничь, забился в судорогах и распростерся неподвижный.
Как было не обрадоваться бедняжкам девушкам! Тут же высохли у них слезы печали, и слезы радости, подобные жемчужным зернам, покатились по их щекам.