Сказать почти то же самое. Опыты о переводе

Эко Умберто

* * *

В своей книге Le ton beau de Marot { 157} Дуглас Хофстадтер (Hofstadter 1997: 17) рассматривает различные английские переводы «Божественной комедии», исходя из простого принципа: метрическая особенность поэмы заключается в том, что она написана терцинами из одиннадцатисложников с рифмами ABA, ВСВ, CDC и так далее. Хофстадтер замечательно показывает, что эта структура – не лингвистической природы, так что ее даже можно выразить диаграммой, по своему типу почти музыкальной:

157

Le Ton beau de Marot. Полное название этой книги (1997) таково: Le Ton beau de Marot: In Praise of the Music of Language. Книга посвящена переводу (прежде всего поэтическому). Однако само заглавие переводу едва ли поддается. Более прозрачна его вторая, английская часть: «Во славу музыки языка» (хотя и здесь есть примечательная тонкость). Что же касается первой, французской части, то ее придется разъяснять особо.

Прежде всего, она отсылает к фигуре франц. поэта Клемана Маро (Marot, 1496–1544). И сам Хофстадтер, и его покойная ныне жена Кэрол (что очень важно!)

переводили стихи Маро на англ. язык.

Далее, le ton beau можно было бы перевести как «изящный тон», «изысканный тон» или как-нибудь еще, если бы не одно обстоятельство: порядок слов для франц. языка здесь необычен. Если произнести эти слова вслух, для франкоязычного человека они прозвучат как le tombeau de Marot, т. e. «гробница Маро». Эта ассоциация нарочито подчеркивается оформлением обложки книги, где изображена гробница и каменный крест.

Однако слово tombeau означает не только «гробница», но и «художественное произведение в память умершего». Поскольку же в заглавии книги говорится о «музыке» («В похвалу музыке языка»), возникает ассоциация с названием фортепианной сюиты Мориса Равеля (1875–1937) «Гробница Куперена» (Le tombeau de Couperin, 1917), посвященной памяти не только франц. композитора Франсуа Куперена (1668–1733), но и друзей Равеля, погибших во время Первой мировой войны (сам Равель участвовал в ней в качестве добровольца).

Далее. Равель, как известно, умер от опухоли в мозгу, из– за которой в последние годы жизни не мог сочинять. Но та же самая болезнь стала причиной смерти Кэрол, жены Хофстадтера. Обращаясь к покойной жене, автор книги называет ее та rose («моя роза», фр., созвучно с именем Маро), а себя самого – ton beau («твой милый», фр.). Таков еще один смысловой пласт первой части заглавия Le Ton beau de Marot. В этом свете обретает иной оттенок смысла и вторая, англ. часть заглавия: In Praise of the Music of Language. «Во славу» – так вполне может начинаться эпитафия или иное произведение, посвященное умершему или умершей. И этой умершей, воплощавшей собою для автора «музыку языка», была в данном случае Кэрол.

Кроме того, она была автором одного из многочисленных англ. переводов стихотв. Маро A une Damoyselle malade («К захворавшей барышне»), анализируемых Хофстадтером в его книге. Хотя свой перевод Кэрол сделала в то время, когда о ее болезни еще ничего не было известно, стихотв. Маро обретает некое особое, зловещее звучание в контексте рассуждений об утратах, происходящих в процессе перевода.

Как видим, по многозначности и глубине заглавие книги Хофстадтера вполне может соперничать с другим, более знаменитым и столь же непереводимым заглавием: Finnegans Wake.

Рис. 8

Хофстадтер берет первые терцины Песни Третьей:

PER ME SI VA NE LA CITT`A DOLENTE,PER ME SI VA NE L’ETTERNO DOLORE,PER ME SI VA TRA LA PERDUTA GENTE.GIUSTIZIA MOSSE IL MIO ALTO FATTORE:FECEMI LA DIVINA PODESTATE,LA SOMMA SAPIENZA E ’L PRIMO AMORE.DINANZI A ME NON FUOR COSE CREATESE NON ETTERNE, E IO ETTERNO DURO.LASCIATE OGNI SPERANZA, VOI CH’INTRATE.Queste parole di colore oscurovid’io scritte al sommo d’una porta;per ch’io: «Maestro, il senso lor m’`e duro».[Я УВОЖУ К ОТВЕРЖЕННЫМ СЕЛЕНЬЯМ,Я УВОЖУ СКВОЗЬ ВЕКОВЕЧНЫЙ СТОН,Я УВОЖУ К ПОГИБШИМ ПОКОЛЕНЬЯМ.БЫЛ ПРАВДОЮ МОЙ ЗОДЧИЙ ВДОХНОВЛЕН:Я ВЫСШЕЙ СИЛОЙ, ПОЛНОТОЙ ВСЕЗНАНЬЯИ ПЕРВОЮ ЛЮБОВЬЮ СОТВОРЕН.ДРЕВНЕЙ МЕНЯ ЛИШЬ ВЕЧНЫЕ СОЗДАНЬЯ,И С ВЕЧНОСТЬЮ ПРЕБУДУ НАРАВНЕ.ВХОДЯЩИЕ, ОСТАВЬТЕ УПОВАНЬЯ.Я, прочитав над входом, в вышине,Такие знаки сумрачного цвета,Сказал: «Учитель, смысл их страшен мне» [209] ^*.]

209

* «Ад», III. 1–12. Пер. М. Л. Лозинского.

Далее Хофстадтер рассматривает несколько английских переводов, где не сохранилась не только рифма, но и поступательный ход Дантовой мысли, выраженный терцинами. В оригинале предупреждение, обращенное к посетителю, занимает три терцины, и лишь в четвертой поэт комментирует прочтенное. Хофстадтер с полным правом выражает свое недовольство переводом Роберта Пински:

THROUGH ME YOU ENTER INTO THE CITY OF WOES,THROUGH ME YOU ENTER INTO ETERNAL PAIN,THROUGH ME YOU ENTER THE POPULATION OF LOSS.JUSTICE MOVED MY HIGH MAKER, IN POWER DIVINE,WISDOM SUPREME, LOVE PRIMAL. NO THINGS WEREBEFORE ME NOT ETERNAL; ETERNAL I REMAIN.ABANDON ALL HOPE, YE WHO ENTER HERE.These words I saw inscribed in some dark colorOver a portal.

«Master», I said, «make clearTheir meaning, which I find too hard to gatherThen he, as one who understands: «All fearMust be left here, and cowardice die. Together… (Pinshy)

[† Через меня ты входишь в град бедствий,

Через меня ты входишь в вечную муку,

Через меня ты входишь к пропащим жителям.

Справедливость подвигла моего горнего Творца,

в мощи божественной,

Вышнюю Мудрость, изначальную Любовь.

Ничего невечного до меня не было;

вечно я пребываю.

Оставьте всякую надежду, входя сюда.

Такие слова узрел я, написанные неким темным цветом

Над вратами. «Наставник, – сказал я, – разъясни

Их смысл: уловить его мне слишком сложно».

Тогда он, как понимающий: «Всякий страх

Нужно оставить здесь, и трусость пусть умрет.

Вместе…» (англ., Пински)]

Здесь нет не только одиннадцатисложников и рифм, но не соблюдено и разделение на терцины. Кроме всего прочего, Хофстадтер отмечает, что в этой Песни у Данте 45 терцин, а у Пински – всего 37. Комментируя это, Хофстадтер заявляет, что эстетические мотивы такого решения ему неясны, что они его поражают (р. 533).

Хофстадтер проявляет свой критический сарказм и по отношению к переводу такого великого поэта, как Шеймас Хини { 158} , который также не сохраняет ни размера, ни рифмы (Хофстадтер обнаруживает такие стихи, которые удостоились бы «двойки», будь они написаны старшеклассником). Это не относится к переводу Марка Мьюса, открыто признающего, что он отказался от использования рифмы из-за удручающих результатов, полученных теми, кто ее применял, но сохранил размер.

158

Хини (Heaney), Шеймас (род. 1939). Ирланд. поэт, лауреат Нобел. премии (1995). Кроме Данте переводил «Филоктета» Софокла, «Метаморфозы» Овидия и ирланд. поэтов XVIII в.

Странно, что эта подборка обходит стороной Дороти Сэйерс, которой почти всегда удается сохранить размер, а частично и рифму, не говоря уж о надлежащем распределении терцин:

THROUGH ME THE ROAD TO THE CITY OF DESOLATION,THROUGH ME THE ROAD TO SORROWS DIUTURNAL,THROUGH ME THE ROAD AMONG THE LOST CREATION.JUSTICE MOVED MY GREAT MAKER; GOD ETERNALWROUGHT ME: THE POWER, AND THE UNSEARCHABLYHIGH WISDOM, AND THE PRIMAL LOVE SUPERNAL.NOTHING ERE I WAS MADE WAS MADE TO BESAVE THINGS ETERNE, AND I ETERNE ABIDE;LAY DOWN ALL HOPE, YOU THAT GO IN BY ME.These words of sombre colour, I descriedWrit on the lintel of a gateway; «Sir,This sentence is right hard for me», I cried. (Sayers)

[† Через меня – дорога ко граду отчаяния,

Через меня – дорога к мукам долговечным,

Через меня – дорога среди потерянного творения.

Справедливость подвига моего

великого создателя; Бог вечный

Изготовил меня; Могущество, и неисследимо

Вышняя Мудрость, и изначальная Любовь горняя.

До моего создания ничто не было создано

к бытию,

Кроме вечного, и я тоже вечно пребываю;

Оставь всякую надежду, входя через меня.

Эти слова мрачного цвета я узрел

Начертанными на косяке входной двери; «Господин,