Скажи, Красная Шапочка
Шрифт:
Теперь уже скоро, — прошептала она, прежде чем побежать вниз по лестнице.
В каком смысле — скоро? — спросила я тоже шепотом.
Выгонит она меня, — сказала Лиззи.
С того дня она держала меня в курсе дела. Она рассказала, что ее мама недавно начала работать в школе раннего музыкального развития и вбила себе в голову, что Лиззи тоже надо заниматься музыкой.
Я ей сказала, что мне подошли бы ударные, — сказала Лиззи, но она ничего и слышать не хотела.
Каждый раз, когда мы встречались у фрау Нойман, мы немножко разговаривали друг с другом, недолго, пока фрау Нойман раскладывала ноты и протирала
До того дня, когда фрау Нойман действительно выгнала Лиззи, нам не приходило в голову встретиться после урока, но в тот день Лиззи подождала меня на лестнице. Хотя была зима, и она чуть не отморозила себе все что можно, сидя на ступеньках.
Привет, — сказала она, ну, что скажешь? Дело сделано!
Мы рассмеялись, а потом я взяла Лиззи к бабушке и дедушке. Лиззи долго не раздумывала, она вела себя так, как будто уже много раз проходила со мной пару десятков метров до их дома. Мы шли, размахивая папками с нотами, бросались снежками, и все было в сто раз лучше, чем всегда, потому что мы были вместе.
У бабушки мы помогли друг дружке с домашними заданиями, Лиззи лучше успевала по математике, а я — по немецкому. Мы выяснили, что живем недалеко друг от друга, но Лиззи ходит в другую школу, в частную, за которую платит ее отец, потому что его мучит совесть из-за романа с Аннабель. Лиззи сказала, что отцу платить за школу нетрудно, так даже лучше, чем когда он вечно торчал дома и всех нервировал.
Потом мы услышали, как в квартиру входит дедушка. Бабушка удалилась на кухню. Она явно нервничала и заявила, что ей надо мыть посуду, хотя ее давно уже вымыли, просто ей не хотелось встречаться с дедушкой.
Где же моя Мальвиночка, — крикнул он, а Лиззи захихикала и постучала пальцем по лбу.
Немножко того, да? — прошептала она.
Я придвинулась к ней поближе, мне было немножко страшно, но все обошлось. Дедушка вошел, увидел нас обеих сидящих за столом и не осмелился устраивать театр при Лиззи. Он вел себя очень дружелюбно, принес нам шоколада и мармеладных мишек, потом уселся на стул и глядел на нас.
Я победила.
С того дня Лиззи каждый раз приходила со мной. Мы встречались у дома фрау Нойман, шли к дедушке и бабушке, и ничего не случалось, наступила спокойная жизнь. Я чувствовала себя в безопасности.
Пройдет не так много времени, и именно там, где я сейчас стою, люди будут толкать тележки, набитые продуктами, по длинным проходам между полками с яркими упаковками и никогда не узнают, что земля здесь была покрыта ромашками и одуванчиками, не узнают, что в разных уголках и нишах виллы устраивали свои гнезда мелкие зверушки, а под крышей на балках жили голуби. У них не будет об этом ни малейшего понятия, они встанут в очередь в кассу и начнут злиться, потому что очередь движется слишком медленно, потому что денег не хватает, а дети ноют. Сейчас здесь никого нет. Ветер стих, апрель скоро закончится, лето засияет над лугами и сожжет мне кожу на плечах.
Я поднимаюсь по лестнице на чердак и стараюсь все-все отпечатать в памяти, чтобы не забыть: как скрипит дерево, какие трещины в стенах, запах гари, который по-прежнему ощутим на втором этаже. Вот и Синяя Борода. Я вынимаю фотографию из рамки, дважды складываю ее и кладу в карман. Я не хочу ничего забыть, хочу, чтобы все сохранилось в моем сердце без изменений. Все истории и звук босых ног, когда бежишь вниз по лестнице, Лиззин смех между балками и воркование голубей.
Закрыв глаза, я падаю спиной на кучу моих матрасов и не могу поверить, что всего этого больше не будет, даже запах исчезнет, а вместо него будет пахнуть чистящими средствами, выхлопными газами и кондиционированным воздухом.
Муха, — думаю я, Муха, Муха, Муха.
Я хочу, чтобы он был здесь и прогнал мои мрачные мысли. Вилла, дедушка, Бичек, ее вчерашняя история.
Я могу себе представить, что чувствовала Катя, когда вместе с маленькой сестрой прыгнула со скалы. Безвыходность. Безнадежность. Одиночество. Я вижу их обеих перед собой, как они идут по тропинке, Катя впереди, она решительно тянет сестру за собой, все выше и выше в гору, младшая за ней не поспевает, но Катя не сбавляет шаг. Ей удалось найти заветный выключатель, нажать на него и отключить все мысли.
Он зашел слишком далеко, утром выполз из комнаты сестры, зевая, совсем еще заспанный. В прихожей наткнулся на Катю, оттолкнул ее прочь. Она слышала, как плачет сестра, тихо-тихо, жалобно, как раненый зверек. Сжав кулаки, она набросилась на него. Ты сволочь, кричала она, сволочь! А теперь она торопливо взбирается на утесы, и младшая, уцепившаяся за ее руку, весит не меньше ста килограммов. Может быть, когда они уже почти дошли до обрыва, начали сгущаться сумерки, оттуда, где стоят сестры, его не видно, но Катя знает, где он. Еще пятьдесят метров по прямой, по камням, поросшим мхом и лишайником, потом склон резко уходит вниз, на сто метров в глубину. Давай побежим, говорит Катя, закроем глаза и побежим. Младшая не боится, для нее это просто игра, она доверяет Кате и бежит быстро, так быстро, как только может, смеясь и расставив руки в стороны.
А потом они летят.
Их платья надуваются, и среди скал становится очень тихо.
На мое лицо падает тень, как тогда, почти две недели назад.
Что тебе здесь надо? — говорю я, не открывая глаз.
Как твоя рука? — спрашивает Муха.
Я поднимаю руку вверх, сустав опух, надо было намазать мазью, тогда сейчас было бы уже получше. Муха дотрагивается до сустава, пальцы у него прохладные и сухие.
По крайней мере, ничего не сломано, — говорит он, когда ты с качелей летела, я подумал, что нужно за врачом бежать, никогда не видел, чтобы кто-нибудь так далеко прыгал.
Я тоже, — говорю я и не могу сдержать улыбки.
Я открываю глаза, Муха все еще держит меня за руку, он садится рядом на матрас, и я не хочу отнимать руку. Это хорошо, что он ее держит. Так меньше болит. Ну, или, может, это просто мое воображение.
Ты тренировалась? — спрашивает он.
Не-а, — говорю я, у меня от природы талант к прыжкам в длину с качелей. Надо еще поработать над приземлением, и тогда пойду работать в цирк.
Большим пальцем он гладит мне запястье, на большее он не решается, и это правильно. Я как дикая кошка. Всегда настороже и готова к прыжку, все чувства обострены. Муха знает это и потому осторожен. Медленно, не отпуская мою руку, он ложится рядом со мной на спину, моя рука у него на груди, я чувствую биение его сердца.