Скажи смерти «Да»
Шрифт:
— Итак, если я продолжаю утверждать, что никаких твоих денег у меня нет?..
— Сядешь. Сдадим тебя полиции — примут только так. Позвонит им Витюха и расскажет все, что про тебя знает — и про то, что ты воскресла тут, и про то, кто твой муж был, и про банкира. Примут — они русских не любят, им всякая туфта сойдет, а тут не туфта, а правда. Позвонят мусорам в Москву, проверят — и ты будешь сидеть. Бабки твои конфискуют, и выйдешь лет через десять, а нам все равно все отдашь. У тебя наверняка припрятаны запасы, никому не найти, — а в тюрьме тоже наши люди есть, будешь тянуть, они тебя там кончат. На хер тебе в отказ идти? У тебя этих бабок лом, отдашь, что положено, тебе на сто лет хватит, баба ты молодая, жить да жить, и мужики тебя любят — Кронину вон как мозги заела, сам все бабки отдал, козлина. Ну че ты ломаешься, а?
— Сдашь, значит? Ты же вор в законе, а, Ленчик, ты же Леня Питерский, — не нравится, пидор, что я знаю кто ты. — Ты ж по понятиям должен жить, Ленчик, и с мусорами дел не иметь, ни с русскими, ни с американскими. А ты мне зоной угрожаешь. В падлу это, Ленчик, — и когда братва в Москве узнает, проблемы у тебя могут быть, как думаешь?
— Слышь, сучка! — выдыхает злобно, и ярость в неприятных глазах, и меня обдает гнилостным дуновением, хотя сидим не очень близко друг к другу. Зрачки расширяются, как у наркомана, вколовшего дозу и теряющего контроль над собой, затопляют ненавистью белки, и кажется черная липкая субстанция сейчас брызнет на стол. — Ты кончай тут понтоваться — понятия ей! Ты сама-то кто — подстилка в натуре, твое дело ноги раздвигать, когда скажут, да в рот брать, если кто даст, и тебе никто слова тут не давал…
— Ну раз ты живешь не по понятиям, разговор другой, — легко соглашаюсь, судорожно ища нужные слова, боясь вывести его из себя, потому что это последний раунд — за ним только стрельба может быть. — Братве я в Москву за тебя позвоню…
Он ухмыляется: ясно без слов, что никуда я не позвоню, что знает от Виктора, что я искала помощи и никаких концов у меня там нет. Что ж, он прав.
Пауза мне нужна — хорошо, что официант крутится неподалеку, поглядывая на нас недовольно. Еще бы: сидим вот уже минут двадцать минимум, а заказали только тортильяс и пиво. Прошу его повторить, гляжу на Ленчика, который тоже кивает, — мне сейчас временное перемирие нужно, без эмоций и повышенных тонов.
— Послушай, Леня, — начинаю спокойно. — По твоим словам, банкир заказал моего мужа, а я в ответ хлопнула банкира. Допустим, что так. Послушай меня, пожалуйста: он убил моего мужа, а ты мне говоришь, что я неправильно поступила. Я что, должна была его простить?
— Завалили бы его с Корейцем, и весь базар, — реагирует Ленчик. — И надо было падлу завалить, а ты с него захотела бабки снять. Да и Вадюха твой с него поимел. Но вы же его на чужие бабки хлопнули — люди год искали, пока не нашли концов. Арабов каких-то трясли, летали по миру, выясняли. Я тебя понимаю — я бы сам Кронина завалил, нет базара. Но чужие лавэ отдай. Сечешь?
Да, глупо было рассчитывать, что Ленчик прослезится. Что теперь будем делать?
— Значит, так, Леня, — произношу окончательно, дожевывая острейшую лепешку и запивая ее пивом. Аппетит, конечно, на нуле, но я думаю, что, если человек ест во время разговора, значит, разговор этот его не трогает, не вызывает эмоций. — То, что я тут услышала, — это интересно, но не более того. Я никакого отношения ни к каким деньгам не имею, нет их у меня и не было. В том случае, если ты обратишься в полицию, я сходу сдаю вас ФБР — помнишь, я тебе в прошлый раз сказала, что у меня диктофон в сумке, а ты распинался за Яшу Цейтлина, как ты его убрал? Запись у меня, кто ты — я знаю, и всех твоих людей знаю — хочешь зачитаю список? Вот он — имена, фамилии, хоть завтра приходи и сдавай, никого искать не надо, у меня даже фотографии ваши есть. Мне ничего не будет — у меня адвокат хороший, я выпутаюсь, и нет за мной ничего. Кронина мне не привяжешь — он на аферу шел, пытался заниматься запрещенным в Америке делом, иракские деньги покупать. А вот тебя примут надолго — мокрое дело, Ленчик, и ты сам в нем признаешься, а репутация у тебя в полиции, сам знаешь, какая. Короче, я тебе предлагаю вот что: или мы расходимся по-мирному, или я через пять минут звоню в ФБР и отдаю им пленку с твоими разговорами. Они поверят — к тому же мой человек уже сфотографировал тебя и твоего корешка в компании Виктора. Вот и получится — твое признание, твоя репутация, а Виктор с вами, ближайший помощник Цейтлина покойного. Сегодняшний разговор я тоже записала — надеюсь, сумочку ты у меня вырывать не будешь, охрана моя не поймет. А если что-то случится с моими родителями, тебе совсем плохо будет. Сечешь?
Замолкаю, понимая, как он бесится сейчас. Сколько ему лет? Сорок, наверное, а то и сорок пять — а тут девчонка, по его меркам, такое ему говорит… ему, вору в законе — хотя в каком он на хрен законе?!
— Слышь, ты меня мусорами не пугай, — выдавливает наконец из себя, демонстрируя неплохой самоконтроль. — Ты про косоглазого своего не забудь — сейчас уйдешь, его завалят после моего звонка, а сдашь меня. — и с тобой то же будет.
Блефует? Не верю я, что у него Юджин, что они, держат его в клетке в ожидании выкупа? Лепишь ты, Ленчик, — был бы ты настоящий вор в законе, ты бы выиграл этот разговор и я бы с тобой не так говорила, потому что по идее ты должен был бы мне страх внушать. Но ты дерьмо, а не вор, и веса у тебя ни здесь нет, ни там, в России, — и тот жизненный опыт, который я приобрела благодаря покойному своему мужу и Корейцу, дает мне возможность чувствовать себя сильнее.
— А ты меня не пугай, Ленчик, — мне бояться нечего. В меня стреляли уже, ты же в курсе, и в реанимации я лежала — так что это неново. А коль скоро ты меня предупредил, сегодня же составлю письмо адвокату, и список твоей братвы, и твое имя, как моего потенциального убийцы, и ваши снимки — чтобы в случае моей смерти передал в ФБР. И сегодня же позвоню родителям — сообщу им, что жива, что пряталась тут от киллеров. Папа у меня, если ты в курсе, генерал милиции — так что, когда местные копы обратятся к русским, материал по тебе придет незамедлительно, обещаю. Ну так как, расходимся по-хорошему?
И показываю ему диктофон, вытащив его из сумки, — дураку понятно, что хрен чего оттуда запишешь, но я специально прихватила, чтобы поблефовать. Понтов не жалеть — так Кореец когда-то говорил. Вот и я тут вся на понтах — смелая такая, что дальше некуда, плюс все разговоры записываю. Проканает и вправду разойдемся? Да нет, не разойдемся, конечно, — хотя бы потому что, ему потом придется объясняться перед своими. Что он им скажет? Что ошиблись и тюменец, и Виктор? Невозможно. Он лицо перед ними теряет, хоть для них он должен быть авторитетом, — и на все пойдет, если только он не трус, если не испугается того, что я ему сказала.
Сижу как на иголках, опасаясь искренне, что он взорвется сейчас, вмешается моя охрана, его сопровождение, и начнется драка, а то и что похуже, потому что может у Ленчиковых людей есть стволы. Умирать не страшно — и умру я победителем, но лучше победить и остаться в живых при этом.
— Слышь, сучка, — повторяет он знакомый припев, — гони бабки, или тебе хана.
— Прощайте, Леня, — говорю ему официально, понимая, что больше не о чем нам беседовать, все точки над “i” расставлены. — Будут доказательства, что я похитила у покойного Кронина деньги или что у вас Кореец — звоните, а так — просьба меня не беспокоить. И запомните — сегодня у моего адвоката будут кассеты с нашими разговорами, с которых я сотру все свои реплики и оставлю самые нужные ваши, а также ваши снимки и поименный список. И на понт меня больше брать не надо — пули я не боюсь, и муж мой ее не боялся…
— А про стриптиз свой что скажешь, когда спросят? — вдруг спрашивает он несколько сдавленным от всего услышанного голосом. — Пацан, которого вы с жиденком поставили заправлять, на тебя покажет, и все девки тоже, и хер им чего будет — скажут, привезли сюда, а потом заставили. Ты заставила. Контору-то мы, кстати, себе забрали — проценты набежали на должок, вот и получаем…
Твою мать, и это узнали! Хотя чего удивляться — Виктор мог быть в курсе и знает наверняка Сергея, который там заправляет. Он ведь тоже от Яши. Да, это мой просчет и серьезный компромат, и девиц они вполне могут запугать, да и Сергей, если он такая же гнида, как Виктор, скажет, где оставляет мне деньги, за которыми я уже не пойду, только вот немного значит этот компромат по сравнению с моим, явно напугавшим Ленчика, — он же не знает, что ни хрена я не записывала. Да, мне будет плохо, но сильно ли его это обрадует, если ему будет еще хуже, подозрение в убийстве — это не организация публичного дома и нужно ли ему сидеть, да и не получить ничего? Но в любом случае дурак этот Ленчик — имел такой компромат и из-за собственной жадности все испортил: как докажешь теперь, что я имела к этому отношение, если он со стриптиз-шоу сам деньги получает?