Скажите Жофике
Шрифт:
– Деньги? Жофике?
Подумаешь, эка важность! Чего рот раскрыла, ворона залетит. Все-таки все бабы на один лад: что стрекоза эта, что учительница. Неужто он не может нанять себе никого? Объясняй теперь и этой вертихвостке, в чем дело. Пусть ей нечистый объясняет, а он назло ничего не скажет. Понграц молча царапал пол палкой. Ничего себе дорожка предстоит ему до дому. Бросила-таки его скверная девчонка.
– Я сразу догадалась, для чего она вас ищет, – продолжала Валика. – Но ведь и вы не смогли сообщить ей, бедненькой, ничего нового.
Конечно, нет, а все же хорошо бы понять, о чем толкует стрекоза.
– Я отложила новую коробочку, хотела ей отдать, да она убежала. Вы передайте, пожалуйста, чтобы она зашла ко мне. А как ваш радикулит?
– Вы же видите, – указал старый Пишта на свою гипсовую повязку, – теперь в ногу ударило.
Валика улыбнулась, покачала головой и попросила показать снимок. Она долго рассматривала его, а потом сказала, что дело обстоит совсем неплохо, если учесть его возраст. Видимо, нога быстро заживает. Только, конечно, требуется терпение, это необходимо при любом лечении.
– А вы откуда знаете девчушку-то? – спросил Понграц. – Ее тоже лечили у вас?
Валика засмеялась и сказала, что знает Жофику с тех самых пор, как она появилась на свет: заведующий отделением принес девочку тут же после рождения.
Дядя Пишта всполошился: зачем принес, неужели калекой какой была или просто уж очень болезненной? Может, она оттого дикая, что с пеленок не такая здоровая, как другие дети? Не отдать ли ей все же четыре форинта? Раз ее еще крошкой начали тут пытать, понятно, что она ненавидит это заведение. Но почему она такая бестолковая, почему никогда ничего не расскажет ему?
Валику попросили поторопиться, так как ее ждут.
– Вы все же не сказали мне, где встретились с Жофикой?
Опять эти непонятные слова. Что значит "встретились"?
– Я никогда бы не поверила, что она вас в самом деле разыщет.
– Дома встретились, – буркнул Понграц.
Где она еще могла его найти? Ясное дело, эта девка тоже не из смышленых.
– А загрустила, наверное, когда узнала?
– Что узнала?
Врач, только что окликнувший Валику, теперь вышел в коридор и направился к ним.
– Простите меня, – сказала Валика, повернувшись к врачу. – Это дядюшка Понграц, последний больной Габора Надя. Я так удивилась, увидев его здесь. И представьте себе, привела сюда Понграца дочка нашего бедного Надя. Помните, она еще во что бы то ни стало хотела узнать имя дяди Понграца и я отыскивала его карточку на прошлой неделе.
– Да, да, помню, – кивнул врач. – Бедная крошка, она никак не хотела поверить в то, что отец ей ничего не передавал. Вам, Валика, придется зайти, я один никак не справлюсь.
Пожав руку Понграцу, Валика убежала.
– Элек-тро-те-ра-пия, – раздельно произнес старый Пишта.
Отсюда ему хорошо была видна дверь двенадцатого кабинета, которую он ни разу не открывал с той поры, как не стало доктора. Неплохо бы присесть где-нибудь и собраться с мыслями. Понграц нашел пустую скамью и опустился на краешек. Здесь даже курить не запрещено, ох и кстати будет теперь трубочка! Он не спеша разглядывал надписи: на одной табличке стояло – "ГАРДЕРОБ" на другой – "ПРИЕМ АМБУЛАТОРНЫХ БОЛЬНЫХ". "Детей бить нельзя!" Так и звенел у него в ушах крик Жофики. Теперь – всё. Не видать ему
А руку-то как поранила, когда он разговаривал с Андрашем Кишем. Он еще издевался над ней. Конечно, она, сердечная, уже тогда поняла, что напрасно ходит к нему, а ведь не бросила старика. Только вот почему? Не из нужды же в его четырех форинтах. Как он мать-то ее на стройку определял! Ну, в конце концов, кто же виноват, что эта девчонка не может ничего толком объяснить!
Теперь понятно, почему Жофи околачивалась в коридоре, когда наткнулась на Йоли Юхош: она, божья сирота, пришла, чтобы разузнать про отца, да побоялась прямо пройти к нему. Он же, старый идиот, после смерти своих таким психом стал, не может не кричать. Вот и бегут от него детишки, боятся как огня.
Значит, и учительница потому таращилась на него, когда узнала, что он нанял себе в помощницы Жофику. Петь и декламировать малышка его тоже неспроста заставляла – она разбирается в докторских делах, у отца набралась таким премудростям. Чего же она все-таки ходила, зачем навещала его, когда поняла, что толку никакого не будет? Ну, раз пришла, два. Вот тут уж дело неясное. Для чего было ей приходить в третий, четвертый раз и делать все безропотно.
Теперь-то уж больше не придет. А жалко. Не потому жалко, что помогать не будет. Рыжий рентгенолог велел ему самому двигаться больше. Насчет продуктов тоже беспокоиться нечего, закупит кто-нибудь, а что до варки, то он уже тринадцать лет готовит себе. Все чепуха. Беда в том, что привык к девчушке. Скачет около него, готова все сделать, а он только и знает: "Туда слетай, сюда беги". Нет, не придет больше – охота ей шлепки получать да терпеть, чтоб руки выворачивали!
Но что он сидит тут, как больная наседка? Пора понемножку к дому двигаться. Старому старое, молодому молодое. Сегодня ковыль пыльный выбросила, говорит, в, квартире должны быть живые цветы, – и принесла ему розы. На всю комнату пахнут. И пирог принесла ему с лимонной начинкой. А салфетку складывала как чудно!
Он поднялся. Ступай, здоровая нога, тащи за собой больную! Да, уже не выйдет из него, видно, скорохода. Как назло, солнце палит, и без зевак, конечно, не обойдется: как же, интересно все-таки посмотреть на калеку. Плохо, если опять закружится голова. Тогда надо будет прислониться к стене и обождать.
Старый Пишта вышел за ворота и уцепился за решетчатую ограду. Спиной к нему, прислонясь к железным прутьям, сидела Жофика. Старик видел только ее склоненный затылок. Услыхав шарканье ног, она обернулась, встала, подошла к Понграцу и как ни в чем не бывало протянула ему руку для опоры. Понграцу захотелось что-нибудь сказать Жофике. Но она молчала, и он решил молчать.
Был полдень. Юные поварята, наверное, уже сели обедать. Старшая из сестер Лембергер, прохаживаясь перед школой, с удивлением смотрела на странную пару, которая молча брела по улице: маленькая девочка и старик, опирающийся на ее плечо. Лица обоих были серьезны.