Сказительница
Шрифт:
— «Наши»? — удивленно переспросил он, потом, словно впервые увидев, посмотрел на Алона. Тот продолжал лежать неподвижно. — У тебя есть спутник! Может, он делит с тобой не только дорогу, но и постель?
Не обращая внимания на то, что Эйдрис, сжав губы, отрицательно покачала головой, он продолжал с деланной насмешливой печалью:
— Увы, кажется, у меня есть соперник… мое сердце разбито, сказительница. — Он прижал руку в перчатке к груди, где все более отчетливо становился виден герб. На востоке загорелся жемчужный свет: вскоре взойдет солнце. Эйдрис отвлеченно подумала, могут ли эти существа выдержать встречу с дневным
Темный посвященный еще раз посмотрел на бледное лицо Алона под не слишком чистыми волосами и глубоко вздохнул.
— Должен сказать, сказительница, что не могу похвалить твой вкус. Ты могла бы найти кого-нибудь получше.
Гнев вспыхнул в Эйдрис, с каждым мгновением он усиливался, и, махнув головой, она отбросила нелепые попытки сохранять внешность легкого флирта в этой насмешливой беседе.
— Ты не ответил на мой вопрос, лорд, — резко сказала она.
— На какой вопрос, прекрасная госпожа?
— Можем ли мы пересечь твои земли?
— Правильно, не ответил. — Темный пристально разглядывал ее. — Прошу прощения. Ответ мой таков Ты поедешь со мной в нашу крепость, чтобы поговоришь с лордом аббатом. Именно к нему ты должна обратиться. Я уверен, он даст тебе разрешение на проезд через наши земли.
— А далеко ли ваша крепость? — спросила девушка.
— Меньше дня пути, — легко ответил он. — Такая небольшая задержка не очень тебя опечалит, не правда ли?
Эйдрис чувствовала, как в ней пылает горячий гнев. Она чувствовала, как напрягается воля, решимость, которыми призывают — Силу. Сказительница не позволяла себе думать о способностях, которыми обладает этот темный посвященный, о том, что он, вероятно, прекрасно владеет волшебством. Вместо этого она только невесело улыбнулась.
— Боюсь, это очень неудобно. Сожалею, но я должна отклонить твое предложение.
Его красивое лицо отвердело, он положил руку на рукоять меча и высвободил оружие.
— А я боюсь, что вынужден настаивать.
Она рассмеялась и увидела, как он удивленно вздрогнул.
— Тогда свое мнение я буду отстаивать, — воскликнула она, сознательно рифмуя свой ответ. В мозгу ее, как Монсо, скачущий галопом, промелькнула идея — идея, построенная на поколениях традиции и на Силе, которую она в себе почувствовала. Строки и мелодии теснились в ее сознании.
— Этим? — придя в себя, он мрачно улыбнулся и показал на ее меч.
— Нет… — ответила Эйдрис и сознательно медленно спрятала свой меч в ножны. Взяв в руки футляр арфы, она извлекла инструмент, провела по струнам, вызвав звучный аккорд. — Вот этим!
Сила заполняла ее. Она заиграла и запела.
Ты хочешь оскорбить меня, лорд. У менестреля есть свои права Пусть твое яркое лезвие ослепит тебя, Чтобы ты не видел, куда оно упадет, Пусть биение собственного сердца заполнит тебе слух, Чтобы ты не услышал призыв на помощь. Пусть все колючие кусты свяжут тебя И бросят на землю, Пусть не ответит тебе девушка, Когда ты будешь искать ее внимания.Она увидела, как двое всадников-нелюдей суеверно отъехали подальше от своего предводителя. Они со страхом смотрели на нее. Голос сказительницы заполнял воздух, она чувствовала, как ее переполняет сила, срывается с ее арфы. Древние сказания утверждают, что тот, кто обидит барда, будет проклят и осужден на смерть.
Эйдрис изливала в песне весь свой гнев, все раздражение, всю ненависть к Яхне. «Волшебница, наверно, стоит за этим, — подумала она, чувствуя, как ее слова вылетают изо рта, пропитанные ядом. — Силы Тьмы, которые помогают ей, хотят задержать нас. Ну, посмотрим!»
Мозг ее работал быстро, она извлекала звучные аккорды, на мгновение пожалев, что не надела на пальцы прищепки. Струны из кванской стали обжигали пальцы. Слова становились на место, она торопливо сочиняла продолжение своей сатиры. Быстрый рокот струн, и она продолжила, возвышая голос при каждой ноте:
Так посмеешь ли ты обнажить против меня свой меч? Зачем тебе это, лорд? Пусть луна вселит в тебя безумие, Поведет по извилистым путям иллюзий, Пусть переживешь ты своих детей В вечности дней, Пусть трус победит тебя, Когда ты будешь храбр, И пусть сгниет твое тело В безымянной могиле!Кеплианец закричал: железо жестоко вонзилось ему в бок. Боковые всадники еще дальше попятились от предводителя. Из их искривленных ртов, которые различала сказительница под шлемами, полились гортанные нечленораздельные звуки. Этот язык Эйдрис никогда прежде не слышала, но все равно не могла не услышать страха в их голосах.
Черты лица темного посвященного исказились от боли. Пальцы Эйдрис перебирали струны, извлекая музыку, направляя ее вместе с гневом прямо во всадника. Девушка знала — без легенд, без преданий, без инстинкта — знала самим мозгом костей, что в словах ее Сила и правда. Ее проклятие осуществится. Она пела судьбу темного посвященного, окутывала его своим собственным волшебством.
— И пусть сгниет твое тело в безымянной могиле! — она выкрикнула последние строки, видя, что они обрушились на него, как удар кулака. С бессловесным рычанием предводитель повернул коня и направил его назад, в том направлении, откуда они появились. Остальные всадники последовали за ним, но медленно, держась подальше от него, как будто опасались, что проклятие Эйдрис затронет и их, если они подойдут близко.
И как раз в тот момент, когда пылающий край солнца показался над горизонтом, они исчезли на лесистом склоне, направляясь на север.
Эйдрис смотрела им вслед, наслаждаясь своей победой. Она чувствовала себя сильной, торжествующей, пламя ненависти горело в ней. Она вспоминала выражение лица темного посвященного, вспоминала, какую судьбу предрекла ему. Сказительница откинула голову и расхохоталась — смеялась долго и громко… смеялась, пока не стало дыхания и мне понадобилось глотнуть воздух. Каким-то краем сознания она понимала, что нехорошо радоваться падению другого, пусть даже Темного, но она не обращала внимания на эти уколы совести.