Сказительница
Шрифт:
Он кивнул.
— Я умею спать на лошади Мне приходилось это делать и раньше.
Опираясь на Эйдрис, он прошел небольшое расстояние до ручья, опустил руки и лицо в холодную воду и напился. Потом, пока Эйдрис седлала кеплианца и упаковывала припасы, Алон выпил еще порцию укрепляющего настоя.
Когда они были готовы, девушка поставила жеребца рядом с Алоном, но ниже по склону холма. С ее помощью он вдел ногу в стремя и взобрался в седло, крякнув от усилий. А когда сел, она увидела, что он прикусил нижнюю губу и пот
Неловко, оберегая раненую руку, Алон закутался в плащ, и они пустились в путь. Солнце светило им в спину.
К счастью, путь пролегал по пологим лугам, и Эйдрис достаточно видела, чтобы идти до наступления полной темноты. Они оставили между собой и ловушкой Яхне несколько холмов. Поднявшись на вершину третьего такого холма, девушка остановилась, тяжело дыша, но чувствуя, как улучшается настроение: они снова движутся к цели. Эйдрис отказывалась думать, что может ждать их в конце пути.
Глядя на Алона в усиливающейся темноте, она видела, что глаза его закрыты и он дремлет в седле. «Если бы я могла пройти еще немного, — подумала она, оглядываясь на слабо светящееся на западе небо. — Монсо, как и все лошади, хорошо видит ночью, и его не нужно направлять. Если бы у меня была Сила и я могла видеть в темноте, как Алон!»
Но тут же неожиданная мысль заставила ее остановиться.
— Но у меня есть Сила! Может, я сумею ее использовать, как он!
Глотнув из фляжки, чтобы смочить пересохшее от ходьбы горло, она широко раскрыла глаза, представляя себе, что видит в темноте; потом негромко запела.
Слева… да, это куст. Эйдрис сосредоточилась, и его очертания стали яснее. А это… это небольшой овраг, вырытый сильными весенними дождями. Справа старое дерево, его голые ветви кажутся костями скелета в том необычном зрении, которое у нее появилось.
Снова взяв повод Монсо, негромко напевая, сказительница пошла дальше.
К полуночи она спотыкалась от усталости, горло у нее пересохло, и она не могла произнести ни звука. Однако девушка обнаружила, что если удерживает мелодию в сознании, слыша ее про себя, она способна применять то небольшое волшебство, которым располагает.
Но у всего есть своя цена. Именем Янтарной Госпожи! Каждый, кто пользуется волшебством, должен заплатить. Впервые Эйдрис по-настоящему поняла, поняла каждой мышцей и каждым сухожилием, почему Джойсана и Элис, Алон и Хиана всегда после применения волшебства дрожали от усталости и голода. Несколько раз она сама на ходу принималась жевать высушенные фрукты.
Наконец, когда уже начала качаться от усталости и держалась за гриву Монсо, чтобы не упасть, сказительница остановилась. Ноги под ней подогнулись, и она опустилась на траву.
Должно быть, на несколько минут она задремала, но наконец фырканье Монсо привело ее в себя. Затекшие мышцы молча протестовали, когда она вставала. Алон по-прежнему был на коне, хотя и прилег на шею Монсо.
Когда
Потом она потянула его на себя, пока он не упал. Со стоном она приняла на себя его тяжесть. Он ненамного выше ее, но гораздо тяжелее. Напрягаясь, она сумела благополучно опустить его на землю. Торопливо укрыла плащом и оставила спать. Еда и вода подождут. Еще Эйдрис смогла только расседлать Монсо и пустить его пастись.
Потом, завернувшись в свой плащ, она растянулась на земле и больше ничего не чувствовала.
Спустя какое-то время она проснулась, услышав фырканье жеребца. Монсо нервно бил копытами землю. Ночь подходила к концу, ущербная луна лила слабый серебряный свет. «Завтра новолуние», — подумала Эйдрис, приподнимаясь на локте и гадая, что вырвало ее из такого глубокого сна. Ответ она нашла сразу — Монсо. Полукровка стоял поблизости, не пасся. Он был явно возбужден.
— Что случилось, приятель? — негромко спросила она.
В ответ кеплианец фыркнул так громко, что девушка подпрыгнула.
Сказительница призвала ночное зрение, напевая про себя мелодию, и отчетливо увидела Монсо, его черный силуэт на фоне черноты весенней ночи. Конь смотрел на север, уши его были так подняты, что едва не соприкасались концами, шея изогнута, черный хвост задран. Кеплианец снова фыркнул и без всякого предупреждения закричал — издал вызов одного жеребца другому.
На удалении послышался ответ — свистящий звук, который не принадлежит ни одному существу, знакомому Эйдрис.
Встревожившись, сказительница выбралась из-под плаща и протянула руку к посоху. И когда извлекла клинок, его сталь слабо замерцала в свете убывающей луны.
Алон что-то пробормотал во сне, но не проснулся. Эйдрис подумала, не разбудить ли его, но, вспомнив, как он слаб, решила: пусть спит, пока возможно. Может, Монсо бросил вызов вожаку табуна диких лошадей. Известно, что в отдаленных местах Арвона еще бродят такие табуны. Расстояние или форма поверхности могли исказить ответ, сделали его таким странным.
Но когда она встала и посмотрела на север, эта слабая надежда исчезла. К ним приближались три всадника. Сердце сказительницы дрогнуло.
Она быстро привязала кеплианца к прочному кусту. Деревьев поблизости не было, но она решила, что один или два рывка узел выдержит. Если эти всадники пришли с миром… «Прошу, Янтарная Госпожа, пусть они не причинят нам вреда»! Ей совсем не хотелось, чтобы кеплианец набрасывался на мирных путников.
Всадники приближались, и Эйдрис пыталась их разглядеть. Тот, что в центре, высок и едет на рослом черном коне. Заметив красноватый отблеск глаз коня, девушка поняла, что он чистокровный кеплианец. И у нее пропала всякая надежда на мирный характер встречи.