Сказительница
Шрифт:
Ее поместили на какую-то мягкую поверхность, в глаза ей ударил свет. Кто-то укрыл ее одеялом.
— Теперь приведите стражника, — услышала она холодный бесстрастный голос.
— Да, сестра, — послышалось в ответ. Хлопнула дверь.
— Госпожа? — В грубом голосе слышались страх и почтительность. — Сестра передала, что ты хочешь меня видеть.
— Да, Джарульф. Посмотри на эту девушку. Узнаешь ее?
Сдержанный возглас.
— Но… госпожа, это та самая молодая женщина, которая вышла незадолго до конца смены! Та самая!
— Понятно. — Голос стал еще холодней, но звучал спокойно. — Это все, Джарульф.
— Слушаюсь, госпожа.
» Сейчас я должна очнуться «, — предупредила себя Эйдрис и со стоном открыла глаза. Ей не пришлось изображать боль. От удара света по глазам она поморщилась.
— Что… что…
Волшебница (теперь Эйдрис видела ее серебристо-серое платье) передвинулась, глядя на девушку сверху вниз. Лицо ее оставалось таким же равнодушным, как камни стен. Она старше той, с которой сказительница встречалась раньше, черты лица у нее тонкие и аристократические, глаза кажутся отчужденными на овальном лице.
— Тебя нашли без сознания в редко используемой кладовой, — сказала волшебница. — Кажется, пропала одна из сестер. Мы не смогли отыскать ее. Расскажи, кто ты и как оказалась здесь.
Сказительница облизала губы.
— Воды, — прошептала она. — Можно мне попить?
— На столе. Можешь взять.
Со стоном, в котором не было ничего притворного, Эйдрис приподнялась, прижимая одеяло к груди. Увидев, как дрожат руки у молодой женщины, волшебница сама налила ей воды в чашку.
Сказительница отпила и поставила чашку.
— Меня зовут Эйдрис, я бродячая сказительница из далекой земли, — хрипло сказала она. — У меня была встреча с одной из вас, но ваша колдунья сказала, что не может мне помочь, потому что помощь нужна моему отцу. Она сказала, что вы не помогаете мужчинам. Поэтому я ушла. Помню, что шла вслед за молодой волшебницей, которая была моим проводником.
Шла по коридору с тяжелым сердцем… и больше ничего не помню.
— Больше ничего?
Сказительница поморщилась, дотронувшись до шишки за ухом.
— Ничего… она только вдруг повернулась ко мне, как будто хотела что-то сказать, и в руке у нее было что-то… что-то… — Эйдрис нахмурилась. — Не знаю что, только оно блестело, я увидела этот блеск…
— Ага, — сказала волшебница, пристально глядя в лицо молодой женщине. — И как ты думаешь, что произошло дальше?
Эйдрис начала качать головой и остановилась, поморщившись от боли.
— Не знаю, госпожа. Очевидно, кто-то ударил меня и забрал мою одежду… мою одежду! — Она оглядела себя, словно не веря собственным глазам. — Мой мешок… моя арфа! Мой кошелек! Меня ограбили!
— Действительно, — ответила волшебница, не отрывая от нее взгляда.
— Моя арфа… моя флейта! Мои инструменты… все украдено! Как я теперь буду зарабатывать на жизнь? — сказительница провела рукой по волосам. Только бы не переиграть. — У меня ничего не осталось, ничего!
Волшебница помолчала.
— Тебя ограбили на нашей территории, и я думаю, наш долг — постараться возместить тебе утерянное. Мы дадим тебе одежду, еду и денег на два ночлега. Если ты говоришь правду и действительно стала жертвой ограбления.
Эйдрис изобразила смятение.
— Правду? Конечно, я говорю правду! Зачем мне обманывать, госпожа?
— Я тоже об этом думаю, — ответила волшебница, глядя на Эйдрис так, словно у той неожиданно отросли перья или шерсть. — Зачем?
— Я не лгунья. — Эйдрис позволила своего голосу прозвучать гневно и одновременно испуганно. Было бы неестественно, если бы она по-другому реагировала на обвинения. — И у тебя нет права обвинять меня в этом.
Волшебница насмешливо подняла брови.
— Правда? Посмотрим, сказительница. Посмотрим.
Не сказав больше ни слова, она сжала в ладони свой туманный камень и посмотрела на него. На глазах у Эйдрис камень засветился, свет устремился в одном направлении и сосредоточился на лице сказительницы. Понимая, что делает волшебница, Эйдрис сосредоточилась на том, чтобы излучать только честность, искренность… Она заставила себя забыть об Аврис, ожидающей ее в роще, сосредоточилась только на рассказанной истории, заполнила ею свое сознание. Перед ее глазами ярко разворачивались вымышленные образы…
— Что ты поешь? — с гневом спросила волшебница.
Эйдрис почувствовала, как кровь прихлынула к ее щекам.
— Прошу прощения, госпожа, — ответила она. — Это моя старая привычка, боюсь, раздражающая. Еще ребенком, испугавшись, я напевала колыбельную, которую пела мне мать.
Колыбельная… единственное, что досталось ей от рыбацкой деревушки Варк, в которой выросла мать. С ее помощью Эйдрис защищалась от страха. Сосредоточившись на мелодии и словах, она еще ребенком могла уходить от беспокойных мыслей. Ведь она выросла в стране, в которой даже дети обладали Силой.
Колдунья презрительно взглянула на нее.
— Понимаю. И сейчас ты испугалась?
— Волшебницы вызывают у меня благоговение и страх, — ответила двусмысленно Эйдрис — Мне жаль, если я вызвала твое недовольство. Все прошлые годы я жила одиноко, а одинокие люди часто приобретают привычку разговаривать с собой. Я пою. К тому же это сохраняет гибкость голоса.
— Ну, тогда помолчи! — резко сказала волшебница. — Я должна сосредоточиться.
И снова мысли колдуньи коснулись сознания Эйдрис, проверяли, прощупывали, пытались найти след лжи. Молодая женщина чувствовала, что все ее тело покрылось влажным потом: Сила расправляла свои щупальца, которые разоблачат ложь так же безошибочно, как собака отыскивает лисью нору. Эйдрис обнаружила, что мысленно продолжает повторять мелодию и слова колыбельной, снова и снова, как молитву, как мольбу не выдать правду.