Сказка для волка
Шрифт:
— Прости меня, Маня, — все же прошептала я. — Я еще не всех достала, — и медленно побрела к мужчинам, стоящим в отдалении.
Домой добирались в той же тишине. Припарковав машину, Саша вышел и помог выйти мне. Леха с Игорем вместе с нами зашли в дом. Я не стала задерживаться и сразу же отправилась в душ. Не знаю, сколько времени я провела под теплыми струями воды, но когда появилась в спальне, в которую меня поселил Александр, то обнаружила хозяина дома, сидящего на огромной кровати. Я замерла посреди комнаты, судорожно прижимая мокрое полотенце к груди. Я вообще не любитель вытираться
— Ру, — тихо и как-то виновато позвал он, — подойди.
Тут же возникло желание бежать в противоположную сторону. Но, пересилив себя, подчинилась. Шаг, еще один неуверенный шажок, тело слушалось все хуже и хуже.
Саша не выдержал, сам встал и в одно мгновение оказался рядом.
Комнату освещало электричество, неживой яркий свет.
— Не бойся, маленькая. Это не больно.
В его руках я увидела пустой шприц. У меня внутри все похолодело.
— Нет, — прошептала я непослушными губами.
— Ру, я уже все знаю. — Его голос успокаивал, но слова убивали. — После похорон, помнишь, я схватил тебя за волосы? Выдрал пару волосков. Этого хватило для теста.
Нет.
— Ты… — Дыхание перехватило, и договорить я не смогла.
— Я, Ру.
— Зачем?
— Чтобы убедиться. И тогда, и сейчас. Тогда, чтобы подтвердить собственные догадки, а сейчас — понять, что именно не так.
— Степень моего уродства по волоску выяснить не удалось? — горько усмехнулась я.
Он взял меня за ладонь и подвел к кровати. Усадив, перевязал руку жгутом, который ранее я не заметила, а после все-таки воткнул в меня иголку. Жгут убрали.
Было больно. Не в месте укола. Почему-то болело в груди.
С каким-то нездоровым интересом я наблюдала, как собственная кровь заполняет полое пространство шприца. Вместе с кровью уходило и то тепло, что родилось в моей душе по отношению к Александру.
— А давай я сама тебе скажу, что не так? Давай? — нервозно хихикнула я. — У меня на одну пару хромосом больше. Забавно, правда? Генетический мутант. Из-за этой пары мой мозг работает не так, как у нормальных людей, чего уж там, он даже устроен немного по-другому. А еще ты, наверное, захочешь сделать томографию головного мозга. Они ведь так и делали.
Иголка покинула мое тело.
— Кто? — Его голос мне не понравился.
Нет, не так. Я испугалась. Вновь.
— Не важно, — буркнула я, отворачиваясь.
— Я спросил кто? — прорычал он.
— Я, — как же хочется исчезнуть, — я лежала в психиатрической клинике. Мне лет одиннадцать было. Постоянно кровь брали. Сплошные тесты, аппаратура. И липучки эти. И волосы на голове сбрили.
Меня затрясло. Я не люблю вспоминать. Ненавижу.
— Ру, маленькая. — Он протянул ко мне руку, но мне противно.
Я рассказала свою самую страшную тайну. По крайней мере, одну из них.
Ненавижу. Не Сашу. Себя.
— Уйди, — попросила я.
— Руслана.
— Уйди! — визг.
Он отшатнулся. Встал и вышел.
Я чувствовала себя грязной и разбитой. Как будто меня долго били ногами. Снова захотелось помыться.
Забравшись на кровать, укуталась в одеяло. Было холодно, очень холодно. И воспоминания, снова и снова голос доктора, говорящего «потрясающе, это же находка для науки».
Я не слышала, как он вошел. Не видела. Но вот его горячие объятия почувствовала.
Вырываться? Зачем?
— Расскажи, — попросил он, прижимая меня к своей груди.
Он горячий, но мне все равно холодно, оттого сильнее к нему прижалась.
— У меня аутизм. Легкая форма. В детстве не так заметно было, но потом… — срывающимся голосом шептала я. — Мне было плохо. Раздражительность, необоснованная агрессия, при мне резких движений делать нельзя было, я на людей бросаться начинала. И хотелось, постоянно чего-то хотелось, то ли сдохнуть, то ли чтобы сдохли окружающие. А потом я нашла выход. Умереть самой проще. Дядя успел стащить меня с балконного парапета. Мы тогда в другом городе жили. В Сибири. Зима была. И холодно, постоянно холодно. Он не знал, что со мной делать, у него как раз бизнес налаживался. Он сдался после того, как я ногтями начала сдирать с себя кожу. Под ней все так чесалось, я хотела, чтобы ушло. Самое странное — шрамов не осталось. Совсем. Шрамов никогда не было. И он отвез меня в лучшую клинику. Под Москвой. Частную.
Я умолкла. Раскаленный ком застрял в горле, забирая голос и воздух. А потом он взорвался слезами, брызнувшими из глаз, и тихим воем.
Саша укачивал меня на коленях, что-то шептал. Почему-то костерил дядю Борю. Зря.
— В больнице взяли кровь на анализы, хотя дядя строго-настрого запретил. Я слышала, как он говорил главврачу, что я здесь на время, пока он не оборудует дом для моего содержания. Дядя просил лишь не давать мне калечить себя. Транквилизаторы помогали только поначалу. А потом они поняли, что со мной что-то не так. Взяли кровь, думали, дядя не узнает. Ему попытались не дать со мной общаться. Но ему нельзя запретить, это же дядя Боря. Он забрал меня. Доктор кричал, громко кричал, сулил долю. Я даже плакать не могла. Дядя пообещал, что больше я не появлюсь ни в одной больнице. С тех пор он контролирует каждого доктора, что находится рядом со мной.
Я умолкла, сил не было даже на разговоры. Странно. Я не могла дышать. Саша сжимал меня так, что, сомкни он стальные объятия чуть крепче, и сломал бы мне ребра. Чуть поерзав, попыталась повернуться к нему лицом, он ослабил руки, и мне удалось вздохнуть полной грудью. Мне нужно было видеть его глаза.
Очень медленно комнату наполняли вязкие сумерки рассвета. Предутренняя серость искажала предметы мебели, звуки и Сашино лицо. Оно казалось темнее, чем есть, пожалуй, такого лица можно было бы испугаться.
— Где эта больница? — полурык, полустон.
Горячее дыхание обожгло меня. Как будто мне мало собственных слез.
— Сгорела. — Я попыталась улыбнуться. — Вроде праздник какой-то был, собрались все, кто в ней работал, вплоть до уборщицы — две смены персонала. Никто не спасся: ни персонал, ни пациенты.
— Ладно, пусть живет, — усмехнулся Саша.
— Кто? — Смотреть ему прямо в глаза было довольно тяжело.
— Дядя твой, — выдохнул он. — Если хватило мозгов убрать свидетелей, значит, не совсем дурак.