Сказка о Берте и Берти
Шрифт:
Он отрицательно покачал головой:
– Никогда не используй это слово. По отношению к живым существам хотя бы, я прошу. Жалость – это то, что убивает все чувства, которые могли бы существовать и гореть в наших сердцах.
– Почему, Сказочник?
– Представь, вот ты видишь щенка, который еще неумело-неуклюже переставляет лапы по земле. Ты очарованна им, ты влюблена в столь удивительное существо. А вот ты видишь его же, но он поранил лапку. И больше не может не прихрамывать при беге. Пусть даже так: ты знаешь, что он всю жизнь так и будет поджимать поврежденную лапу. Очарованию уже нет места здесь. Ты все так же влюблена в него, но любовь та – иная. Ее питает жалость. Это чувство способно затмить остальные, разбавить, сделать горьким все вокруг…
– Довольно, – остановила его Берта: – Может быть даже ты и прав, Сказочник. Но ведь ты любишь свою жену?
– Я счастлив с ней. Да. Да, люблю.
– Думаю, поэтому мне грустно…
Больше она никогда не говорила со Сказочником на тему любви, счастья, и их основы. Она больше не хотела причинять ему боль. Как и себе. Но когда Берта думала о сказочно красивой Гречанке, Грусть нежно гладила ее по голове.
– Ты не будешь завтракать? – Услышала Берта голос жены Сказочника. Она уже собирала посуду со стола, все успели разойтись по своим делам: – Ты такая задумчивая сегодня, переживаешь из-за отъезда отца?
– А где папа? – Берту вдруг охватила тревога. Автор должен был сегодня вернуться домой на пару недель, в шумный город, где они жили. Написание новой истории потребовало больше времени, а дела в городе требовали больше внимания. Уже не раз Автор подумывал о том, чтобы перебраться к своему другу насовсем, но его держала Берта. Он говорил, что хочет, чтобы его дочь имела право выбора, жить ли ей обычной жизнью, или среди собственных мыслей и персонажей. Но всем вокруг уже было понятно – выбор этот он уже сделал за неё. На то, чтобы упросить отца оставить её в доме Сказочника на время отъезда потребовалось немало усилий. А теперь Берта переживала, что он едет один.
Она застала его в комнате, Автор собирал вещи.
– Я, пожалуй, возьму с собой только необходимое, – кивнул он на небольшую дорожную сумку: – Ты точно не хочешь вернуться домой?
Берта задумчиво покачала головой, безмолвно глядя на него. После прибытия сюда многое в её душе и голове переворачивалось, неизбежно меняя отношение ко многим вещам. Девушка чувствовала это, но объяснить толком не могла: от чего ей так тяжело без причины?
– Девочка моя, ну что случилось?! – Заметив в её глазах застывшие слёзы, Автор опустил стопку рубашек на постель и подошел к дочери: – Поедем со мной?
– Нет, папа, – Берта быстро вытерла глаза и улыбнулась: – Я подожду твоего приезда, всё будет хорошо. А потом ты закончишь работу, и мы вернёмся домой вместе.
Автор обнял её, он понимал: Берта просто очень молода. Как и прежде, переживает отсутствие матери, а взглядами своими она очень отличается от молодых людей её возраста. В конце концов, девятнадцать лет – это не тот возраст, в котором можно всерьёз думать о будущем.
– Ты только не влюбляйся в принца, – он произнёс заветные слова, и она расхохоталась. Давно, еще в детстве, когда отец Берты читал ей одну из своих сказок, там тоже был Прекрасный Принц. И, как и полагалось, по всем законам сказочного жанра, на белом коне. Заметив нежный блеск в глазах дочки, Автор тогда сказал ей:
– Никогда не влюбляйся в принцев, все это вымысел, их не существует на самом деле. Любить нужно настоящих, живых людей, Берта. Не персонажей книги, не чей-то вымысел…
С тех пор он разрешал ей многое с условием: «Только не влюбляйся в принца». Сейчас это условие было весьма актуальным – принцы за завтраком появлялись едва ли не каждый день.
Берта не стала провожать отца, они так и простились в комнате. Остаток дня она провела в пыльной библиотеке, разучивая с Беатрисой буквы.
Глава вторая «Прекрасный Принц впервые завтракает»
Спускаясь на следующий день к завтраку, Берта по привычке считала ступени на лестнице. В то утро их было чуть меньше, чем обычно. Пахло свежими тостами, беконом и мармеладом. Пар от чая вылетал с веранды и заворачивался в причудливые кудрявые фигурки-облачка в прозрачном воздухе. Девушке казалось, что атмосфера в доме наполнена умиротворением и неподдельным счастьем. Отец уехал, и она почувствовала себя на много свободнее и живее. Утром она не пошла, как прежде, смотреть на Морских Фей, зато долго перебирала свои вещи, причёсывалась и что-то напевала. Словно по привычке, она опоздала на завтрак. Погода стояла солнечная и ясная.
За обеденным столом на веранде сидело несколько человек. Тех, кого она видела впервые. Несколько свежеиспеченных персонажей, которых в очередной раз придумал Сказочник для новой истории со сказочно-сладким эпилогом.
Гречанка, аккуратно помешивая свой чай десертной ложечкой, негромко произнесла:
– Твоя чашка уже остывает. Ты снова смотрела на Морских Фей?
Берта кивнула и уставилась на новичков, сидящих за столом. Пестрые фантазии Сказочника не обращали на нее никакого внимания.
Рядом со статным, белокурым, лощеным Принцем сидел носатый коротышка с абсолютно лысой головой. На соседнем стуле расположился худощавый парень потасканном пиджаке темно-коричневого цвета, на котором не было ни одной пуговицы, все они были оторваны, кое-где даже с кусками ткани. Его рубашка из лёгкого ситца выглядела ветхой и изношенной. На столе возле него лежала невысокая льняная шляпа с узкими круглыми полями. По вальяжной позе незнакомца читалось какое-то недовольство. Внимание девушки привлекло то, что правая рука оборванца была обмотана красным истертым и изорванным клочком ткани. Мужскую компанию новичков разбавляли две рыжие близняшки, девочки лет шести.
Взгляд Берты, полный недоумения, обратился к Сказочнику. По мнению девушки, это был достаточно странный набор персонажей для единой истории. Принц, Коротышка и Оборванец. Вдобавок, две очаровательные куколки с курносыми носами.
– Альберт, передай, пожалуйста, чашку Принцу, – разбил молчание мягкий густой голос жены Сказочника.
– Не надо меня называть Альбертом! – Худощавый парень действительно был чем-то раздражен. Его горящие озлобленные глаза смотрели на хозяйку дома, словно бы новоиспеченный персонаж, как не повзрослевший еще ребенок, испытывал терпение своих воспитателей.