Сказка о долге
Шрифт:
— О, материнское сердце! Учуяло! — прохрипела старуха и стала собираться. Она сложила в узелок все необходимое для ворожбы, завернула в овечью шкуру меч и кольчугу Радомира, повесила на свое хилое плечо его деревянный щит и, когда совсем стемнело, двинулась в путь.
Лишь под утро добралась она к нужному глухому месту, развела костер и принялась ворожить. Ведьма быстро заговорила оружие на огне и воде, после чего приступила к заговору кольчуги. Потрясая ею над костром, Веда монотонно проговаривала заклинания раз за разом. Она бросала в огонь сухие травы, и густой белый дым высоко в воздухе повторял рисунок металлического плетения. Однако, как ни старалась ведьма, в дымовых кольцах всегда появлялась дыра именно там, куда надлежало попасть стреле. Веда начала злиться. Она призвала на помощь всех духов-помощников,
Радомир давно поджидал ее.
— Вечер добрый! — буркнул юноша, преодолевая страх от встречи с колдуньей.
Веда не ответила. Обескровленная и уставшая, она еле плелась под тяжестью ноши. Едва ступив на порог, ведьма поспешила избавиться от груза: выложила на стол щит и развернула шкуру, в которой были меч и перепачканная кровью и копотью кольчуга. Глаза Радомира гневно сверкнули.
— Что это?! — зло спросил он, указывая на кровь. — Ты кого убила, старая?!
Тут юноша заметил окровавленную перевязь на руке Веды и его передернуло от отвращения. Он хотел схватить кольчугу, но ведьма властно положила на нее свою тощую израненную руку. Радомир брезгливо поморщился и отступил.
— У меня мало сил, так что слушай, — прошептала ведьма. — Твой меч я заговорила. Он не выпадет из рук в бою и будет разить врага насмерть. Щит также заговорен, он не проломится… А вот с кольчугой беда, слабая она у тебя, не выдержит удара длинной вражьей стрелы… Вот, возьми это, — ведьма протянула Радомиру амулет, — наденешь перед боем и не снимай, покуда все не закончится.
Радомир отшатнулся, не желая прикасаться к оберегу. Ему хотелось убить грязную ворожею в отместку за испорченную кольчугу и поскорей убраться из душного логова. Веда приняла поведение гостя за нерешительность, и сама подошла к Радомиру; приблизилась так близко, что смрад от нее стал нестерпим. Юноша резко оттолкнул старуху. От неожиданности та выронила амулет, и он закатился под лавку.
— Не надо мне твоих оберегов! — крикнул Радомир и схватил со стола кольчугу. — Почто кольчугу мне изгадила?! Разит гнильем за версту! Будто сдох кто! Мало кровью измазала, так еще и жгла ее!
Радомир схватил меч.
— А, смрадная тварь! — зло выкрикнул юноша. — Прощайся с жизнью!
Он замахнулся на ведьму, но лезвие меча врезалось в ветхую балку потолка, с которой от удара посыпались глиняные горшки. В одном из них были сушеные жабы. Они упали на голову разъяренному воину, отчего тот пришел в бешенство и стал крушить все, что попадалось на глаза. Ведьма не шевелилась. Она совсем поникла, и ее сгорбленная фигура вызывала теперь не суеверный страх, а жалость.
— Грязная ведьма! Будь ты трижды проклята! — бросил в сердцах юноша.
Он схватил свои доспехи и, выбив ногой хлипкую дверь, поспешил домой.
Во дворе громко залаяла собака. «Кого это ночью принесло?» –встревожилась мать Радомира.
В этот вечер сын ушел в гости к нареченной невесте и в доме воцарилась непривычная тишина. С тех пор как Радомир вернулся от колдуньи, бедной женщине не было покоя от упреков. Юноша без устали посылал ругательства и проклятья на голову ведьмы, загадившей его кольчугу, и клялся убить старую чертовку при первой возможности. Мать тщетно успокаивала его. Она терла кольчугу песком и золой, но черная кровь, присохшая к кольцам, не вымывалась. Тогда, забросив все домашние дела, она дни и ночи соскребала окаменевшие сгустки большой иглой, пока кольчуга не приняла прежний вид. Старушка протерла ее лампадным маслом, но Радомира всё равно преследовал тлетворный запах ведьминой крови.
Хозяйка вышла на порог.
— Кто тут? — взволнованно спросила она и, вглядевшись в темноту двора, заметила невысокий силуэт у ворот.
— Это я — Веда.
— Чего тебе надо от нас? — испугалась женщина. — Уходи и забудь сюда дорогу!
— Не бойся, я не причиню зла. Хочу поговорить о твоем сыне, — спокойно отвечала колдунья, медленно приближаясь от ворот к дому. — Ты все еще хочешь его спасти?
Колдунья подошла ближе, и женщины могли видеть друг друга в свете луны.
— Почему боишься меня? — грустно улыбнулась Веда. — Может, насолила чем?
— Уходи! — упавшим голосом сказала старушка, опустив глаза. — Одни беды из-за тебя. Сама не знаю, как решилась сына к тебе послать. Совсем я из ума выжила от горя. А ты ведь и Радомиру не помогла, и мою душу погубила. Я теперь ему как враг. Совсем извелся из-за кольчуги. Ходит хмурый, все время бранит меня, что на грех такой его подбила… — женщина заплакала. — Я уж и не знаю, что делать. Камень у меня на сердце лежит, страшно мне. Днем молюсь за сына, а ночами снится, что в саван обряжаю. Сил уж нет…. Уходи, Веда. Не будет от твоих хлопот добра.
Ведунья подошла ближе к порогу дома. Лицо ее стало печальным.
— Люди говорят, скоро враг на нас двинется и пойдет дружина оборону держать, — негромко промолвила она. — Оружие твоего сына я заговорила, не бойся. Только заставь его перед боем этот оберег надеть. — Ведьма протянула женщине зловонный комок на бечевке. — Великую силу он имеет, может спасти даже того, кому на роду ранняя смерть написана.
Старушка перестала плакать и поглядела на ведьму ледяным взором.
— Нет! Не возьму я от тебя ничего! Бес попутал, когда на помощь твою понадеялась. Обереги твои не помогут! Не тебе, собачье отродье, с богом силами меряться! На что его воля, того никому не изменить! — ее голос дрожал от подступивших слез. — Ослабла вера моя, вот и послала сына к тебе. Тяжело детей терять, тяжело в холодную могилу класть, а самой на свете белом оставаться! Но разве можешь ты это понять, нечисть поганая? Разве можешь знать, как страдает сердце материнское за детушек своих?! — Старушка схватилась за голову. — Сгубила я душу свою! Ой, сгубила! Но сына в гиену огненную затянуть не дам!
Гневно сверкнув глазами, хозяйка двинулась на ведьму:
— Будь же ты проклята, чертова баба! Коли б знала тогда, что ты ведьма, а не зверь раненый, своими руками удавила бы! Убирайся, грязная! И чтоб духу твоего тут не было!
— Не дури! — осадила ее Веда. — Мне виденье было. Погибнет в бою Радомир, если оберег не наденет. Спаси сына. Может, бог через меня и помогает? Зачем помощь отталкиваешь? Али не жаль родную кровиночку?
Старушку словно окатили ледяной водой.
— Как?! — едва выдохнула она. — Сыночек мой… - она дрогнула и уже была готова принять помощь колдуньи, но через несколько мгновений снова переменилась в лице.
– Так вот как ты души людские совращаешь?! — разоблачительно вскипела она. — Поняла я твою хитрость! Думаешь, примем помощь и станем рогатому кланяться? Не бывать этому!
— Тьфу! Вот дура — баба! — в сердцах плюнула ведунья. — Сначала помощи ищет, потом клянет зря. В последний раз спрашиваю: берешь оберег или нет? Больше уговаривать не стану! Твой сын, тебе и решать: жить ему или умереть!
Старушка задрожала. Ее сердце бешено колотилось.
— Сгинь, проклятая! — выкрикнула она, схватив прислонённое к стене коромысло. — Не подохла ты тогда, так я тебя сейчас!
Ударив с размаху ведьму коромыслом по плечу, хозяйка замахнулась снова. Колдунья отскочила в сторону, стала на четвереньки и зарычала низким голосом. Старушка струсила, а Веда, отступая к воротам, хрипло прошептала: