Сказка о муравье-богатыре
Шрифт:
Воздух огласился радостными криками:
– Ай да матушка-муравыиха!
И все трое: муравьиха, Грызун и чернокожий оратор очутились на руках ликующего народа.
VIII. РАЗГРОМ КОРОВНИКА
Около полуночи армия рыжих переступила уже в строгом порядке границу коровьего царства. Здесь главнокомандующий, остановившись перед фронтом, изложил воинам свой боевой план.
– Вы слышали, ребята, - говорил он, - что наказывала нам мать-муравьиха? Победить с наименьшею потерей. Штурма, следовательно, быть не может. Мы устроим правильную осаду и заставим скотоводов добровольно уступить нам половину своего молочного скота. Чтобы осада была неотразимая, мы возведем вокруг всей столицы их траншею.
Сказано - сделано. Сама природа, казалось, покровительствовала осаждающим: ночь была безлунная, темь непроглядная. Неслышно подступило рыжее войско к неприятельскому муравейнику, неслышно принялось за земляную работу.
На рассвете глазам ничего не чаявших скотоводов представилось диво дивное: весь муравейник их был обведен кругом, как плотным кольцом, высоким валом, а из-за вала непрерывною щетиной грозно торчали усы рыжего войска.
– К оружию!
– пронесся по всему муравейнику боевой клич,- и все способное к военному делу население муравейника бросилось к главным воротам и на городской вал, около пастбища, чтобы остановить вооружение врагов.
Но, к немалому изумлению скотоводов, земледельцы не трогались в своей траншее. Один только рыжий усач вылез из-за вала с зеленою веткой в приподнятой руке и безбоязненно направился к муравейнику.
– Парламентер!
Атаман осажденных, Сосун, с такою же ветвью мира вышел к нему на встречу.
– Вы ли это, полковник?
– удивился он, узнав недавнего своего друга.
– Как видите, - отвечал Грызун, - хотя, впрочем, уже не полковник, а генерал, главнокомандующий.
– Не поздравляю, - с презрительной усмешкой сказал Сосун.
– Вы этим, видно, хотите отплатить нам за наше гостеприимство?
– Сам я не имею решительно ничего против вашего народа, а лично к вам, monsieur Сосун, питаю самые теплые, дружеские чувства… - начал Грызун.
– Рассказывайте!..
– Уверяю же вас…
– Так я вам и поверю! Хороша дружба, нечего сказать! Оставьте, пожалуйста, эту дружбу вашу при себе и отвечайте просто: зачем пожаловали?
– Будь по-вашему, - сказал со вздохом Грызун.
– Станем говорить лишь о деле. Восхищенный вашим образцовым молочным хозяйством, я имел неосторожность предложить своему народу взять с вас пример. Но в нашем народе преобладает боевой дух. Против моего желания было решено силою отнять у вас скот. Меня выбрали главнокомандующим. Мог ли я отказаться? Но проливать кровь вашего племени я ничуть не желал бы, поэтому предлагаю вам полюбовную сделку: уступите нам без боя половину вашего скота - и мы, как пришли, так и уйдем.
– Ни одной штуки!
– воскликнул Сосун.
– Будьте благоразумны, - настаивал Грызун.
– У вас останется ведь половина скота. При вашем искусстве разводить телят вы, в какой-нибудь год времени, удвоите опять свое стадо.
– Ни одной штуки!
– с решительностью повторил Сосун.
– Мы веками, неусыпным уходом развили эти редкие породы, а вы, не ударив палец о палец, хотите забрать себе вдруг, ни более, ни менее, как половину того, что мы нажили!..
– Да ведь вы в нашей власти, - доказывал Грызун.
– Мы - коренное воинское племя; сквозь цепь нашу вам не прорваться.
– Штурмуйте, если хотите. Мы за себя тоже постоим.
– Нет, штурмовать вас мы не будем, но мы заморим вас голодом.
– О, провианта у нас довольно!
– Ну, этому-то я не поверю. Не сами ли вы, два дня назад, говорили мне, что магазины ваши еще пусты?
– Магазины - да. Но у нас есть образцовое стадо коров; оно прокормит нас хоть круглый год.
– Так вы добровольно не сдаетесь?
– спросил Грызун.
– Разумеется, нет.
– Ну, так мы заставим вас сдаться!
– Это как же?
– А вот увидите.
Оба военачальника холодно отдали друг другу честь и разошлись.
Вернувшись в свой лагерь, Грызун созвал в траншее военный совет.
– Так и так, - рассказал он.
– Они не сдаются. Вскоре, конечно, раскаются, безумцы, но прежде, чем обратиться к крайнему средству, к грубой силе, я думаю испытать еще одну военную хитрость. Дело опасное, и потому я рискую только одним собой. В полночь я отлучусь. Если к рассвету я не вернусь, то, значит, хитрость не удалась и меня нет в живых. Тогда можете избрать из своей среды другого главнокомандующего, и он уже решит дальнейший план действий.
В полночь Грызун в самом деле исчез. Куда? никто не видел. Но за полчаса до рассвета на неприятельском валу поднялась суматоха. Вслед за тем в траншею к рыжим скатился сам Грызун.
При слабом свете предрассветных сумерек рыжие воины с ужасом увидели, что главнокомандующий их серьезно ранен: левая из задних ног его была начисто оторвана, тело в нескольких местах растравлено едкою муравьиною кислотой.
– Росы… - прошептал он.
Роса была тут же подана, раны обмыты и обложены целебною травой.
Из неприятельского лагеря донеслись жалобные вопли.
– Ага! заметили, небось!
– проговорил с усмешкою Грызун.
– Да что вы там натворили генерал?
– спрашивали, недоумевая, окружающие.
– Перегрыз им всю траву на пастбище, стебель за стеблем. Теперь у скота их нет корма и они, волей-неволей, должны будут сдаться.
– Да как же вы попали туда?
– А с дерева, вон, спрыгнул к ним вниз. Назад только пришлось идти по земле; ну, и поплатился немножко. Но, друзья мои, я, признаться, устал-таки от работы. Дайте соснуть часок.
Он накрылся одеялом-листочком и тут же забылся богатырским сном. С восходом солнца на неприятельском валу появился с зеленою веткой Сосун. Сон подкрепил Грызуна, и бодрый, как всегда, он пошел к демаркационной линии между двух лагерей, где ожидал уже его Сосун.
– Доброго утра.
– Здравствуйте.
– Сдаетесь?
– Не безусловно, - отвечал Сосун.
– С пастбищем нашим вы подкосили, правда, и нас. Но зимой мы держим скот дома, в коровники, стало быть, с грехом пополам, прокормили бы его и так. Тем не менее, от бескормицы мог бы открыться падеж. Поэтому мы готовы расстаться с половиною скота…