Сказка о принце. Книга первая
Шрифт:
– Ты, что ли? – сурово спросила женщина. – Ну-ка, покажись. Да не жмись ты… что я, мужиков голых не видела, что ли? Так… штаны надевай и иди за мной.
Она привела его в маленькую комнатку, примыкавшую к бане. В комнате было чисто, почти пусто и пахло чем-то сладковатым и тревожным. Патрик опустил узел с одеждой на широкую лавку и вопросительно взглянул на женщину.
– Меня зовут Магда, - сказала она, не глядя. – Я лекарка здешняя.
– Магда, - гулко кашлянули у двери, - ты его, главное, в красивый вид приведи, чтоб госпожа не испугалась. Вон, гляди, руки-то у него какие полосатые…
– Иди отсюда, дядя Берт, - так
Солдат потоптался у двери и вышел.
– В общем, так, принц… или кто ты там, - сказала Магда, подходя к нему со склянкой и ворохом чистого полотна. – Бинтовать спину я тебе не буду, потому что бесполезно. Смажу, аккуратненько прикрою чистым полотном, и больше ничего не сделаешь. А руки перевяжу, чтоб и правда госпожу не пугал.
Патрик опустил глаза на темные рубцы, оставшиеся на запястьях от кандалов, и вздохнул.
– Ложись давай… и постарайся не дергаться. Хочешь орать – ори, только не дергайся и мне не мешай. Иначе колотушкой по голове огрею, понял?
– Понял, - пробормотал он, укладываясь на лавку и вцепляясь зубами в костяшки пальцев.
… - Ну, вот, - заключила Магда через какое-то время, - вполне прилично. Болит?
– Ммм… - промычал Патрик.
– Поболит – и перестанет. А ты молодец, не пикнул даже… Теперь выпей вот это, - она протянула ему щербатую чашку, - чтобы лихорадку снять. Завтра скажу солдату, чтобы привели тебя еще раз. Одевайся…
Одежда была чистая и по размеру. Боже мой, а он и забыл, какое это счастье – чистая красивая одежда, плотно и ловко обхватывающая тело. Серебристый камзол с голубой вышивкой на широком воротнике, чистые серые чулки, голубые панталоны, голубые туфли с пряжками… И – парик, с точностью воспроизводивший его прежнюю волнистую золотую копну. Патрик тихонько рассмеялся. Ну, конечно, вряд ли Анне фон Тьерри могла понравиться нынешняя его прическа – едва пробивающийся светлый ежик.
– Магда, у тебя зеркало есть? – спросил он, застегивая пуговицы на камзоле. Рукава, обшитые кружевом, аккуратно прикрыли бинты на запястьях.
Женщина обернулась – и замерла.
– С ума сойти… - вымолвила она и зачем-то смущенно поправила черные волосы. – Какой же ты… Значит, ты и вправду принц?
– У тебя зеркало есть? – снова спросил Патрик.
– Откуда… - она опустила голову. – Нет, конечно… Хочешь – вон в тазик с водой посмотрись…
– И так хорош, - снова раздалось от двери. – С ума сойти! Меня прямо так и тянет поклониться, - солдат вздохнул. – Эх, парень… Ну, пошли, что ли… твое высочество.
Патрик давно не был так счастлив, как в этот вечер. Он забыл обо всем на свете. Осталась только уютная теснота комнаты, хрусталь бокалов, высокое золото свечей, ронявших отблески на рыжие волосы его собеседницы. Тишина, темнота по углам, терпкая сладость вина и звон столового серебра. И – смех красивой женщины напротив, непринужденные изящные разговоры, состязания в острословии. Герцогиня фон Тьерри еще в столице показала себя замечательно эрудированной и умной собеседницей. Вчерашняя злость на нее ушла, и теперь Патрик просто наслаждался беседой. С Анной приятно было спорить, она не обижалась на шутки и с удовольствием подхватывала цитаты из сочинений древних авторов. И Патрик уже не помнил, что за дверью – грубые окрики солдат и бессмысленный рабский труд, что по окончании этого ужина его снова ждут кандалы и грубые нары в бараке, что он уже давно – не его наследное высочество принц Патрик, а осужденный каторжник, существо без чести и без воли. Достаточно было нескольких теплых и умных слов, чтобы спала сковывавшая его скорлупа вечной настороженности и отчаяния, чтобы он вновь стал самим собой – веселым мальчиком, принцем, привыкшем к всеобщей любви.
Вот только бинты на запястьях напоминали об ином. И спина при каждом неосторожном прикосновении к спинке стула или к стене вспыхивала болью.
Патрик так изголодался, что едва сдерживался, чтобы не наброситься на еду, как дикий зверь, забыв и об этикете, и о приличиях. Анна заметила это и сказала с легкой насмешкой:
– Принц, оставим пока разговоры. Ешьте, я вижу, вы голодны. – И добавила смущенно: - Я могла бы и раньше догадаться.
– Мадам….
– Анна, Патрик. Сегодня – просто Анна. Здесь нет никого, кроме нас с вами, а нам сейчас не нужны чины, верно? Ешьте, не стесняйтесь.
«Ну уж, не дождешься», - подумал Патрик. Он еще не забыл, как управляться с дюжиной столовых приборов, и смог овладеть собой настолько, что даже поддерживал застольную беседу. Мелькнувшее во взгляде женщины восхищение его выдержкой было неожиданно приятно.
Герцогиня, как оказалось, недавно была в столице, а потому смогла рассказать ему о том, что его сейчас больше всего мучило, - о матери, отце и о том, что говорят люди о случившемся.
– Многие не верят в вашу виновность, принц, - говорила Анна фон Тьерри. – А кто-то просто делает вид, что верит. Ходят слухи о злом чудовище, которое околдовало вашего отца.
– И кто же это чудовище? – усмехнулся Патрик. – Невидимка из детских сказок?
Анна внимательно посмотрела на него.
– А вы сами не догадываетесь?
Наступила тишина. Тихо потрескивали свечи в высоких подсвечниках.
– Догадываюсь, - тихо ответил принц. – Более того… догадывался и раньше и… хотел открыть отцу глаза на… на происходящее. Но не успел.
– Именно, принц, - кивнула Анна. – ОН успел раньше.
Патрик сжал в пальцах рукоять ножа.
– Что же теперь ОН поделывает?
Анна оглянулась на дверь.
– Патрик… Мне все равно, я иностранная подданная и могу не опасаться ни яда, ни кинжала. Но вот уверены ли вы, что нам стоит здесь говорить об этом? У всяких стен есть уши. А я сказала вам уже достаточно…
Патрик помолчал.
– Честно сказать, Анна, мне уже все равно. У меня сейчас восхитительное положение – дальше виселицы не пошлют. Убить меня они, видимо, не могут – иначе прикончили бы давно. А все остальное… не так уж страшно. По совести говоря, я даже смерти теперь не боюсь – по сравнению со всем этим, - он осторожно повел плечами, - она порой кажется избавлением.
– Вы уже не надеетесь? – тихо спросила Анна. – А как же… ваша матушка?
Патрик долго молчал, вертя в руках яблоко.
– Мама поверила в мою виновность, - сказал он, наконец. – И это страшнее всего…
– Вы ошибаетесь, Патрик, - горячо заговорила герцогиня. – Быть может, так было в самом начале, но теперь… теперь она раскаивается.
– Нет.
– Да, Патрик. Я видела ее. Она пытается сделать для вас хоть что-нибудь…
– Поздно. Поздно, - горько проговорил принц. – Если бы хоть чуточку раньше. Если бы она пришла ко мне хотя бы проститься… А теперь… я не смогу поверить и сделать вид, что ничего не было.