Сказка о принце. Книга первая
Шрифт:
– Умею. Тебе зачем?
– А не могли бы вы мне погадать?
– Зачем тебе?
– повторила Хая.
– Знать хочу.
– Знать! Много будешь знать – скоро состаришься. Будущее знать – не к добру, беду навлечь можно.
– Куда уж больше-то, - вздохнул Патрик.
– А ты не наговаривай, - рассердилась вдруг старуха. – Ишь, умный какой. Да тебе Бога гневить грех – жив, здоров, бежать сумел. И мало тебе?
– Бабушка, - примирительно попросил принц, - пожалуйста.
– А и ладно, - согласилась неожиданно
Патрик протянул старухе худую ладонь. Из висящего на стене пучка сухой травы Хая оторвала несколько травинок, растерла их в ладонях, сдунула. В воздухе разлился пряный аромат. Бабка вновь села напротив, взяла коричневыми мозолистыми пальцами руку принца.
– Не так, не так… поверни, ладонь открой… чуть расслабь, чтоб линии видны были.
Несколько минут всматривалась – и молчала.
– Ну? – не выдержал принц. – Что там хорошего пишут?
Бабка выпустила его руку – и посмотрела на него.
– Уверен? – поинтересовалась она. – Уверен, что выслушать хочешь?
– Ну уж говорите теперь, - усмехнулся Патрик.
В хижине повисла тишина.
– Ладно, - буркнула старуха. – Скажу. Да только погоди пугаться, мож, и не сбудется еще ничего. Словом, если повезет тебе – уцелеешь, и жить долго будешь, и почести тебя ждут великие. Если уцелеешь. А будет это скоро… не знаю точно, когда, но скоро. То ли болезнь там тяжелая, то ли рана смертная – не разглядела я толком. Как надвое рассекла. Коли сумеешь пройти – все у тебя хорошо станет. Ну, а нет... – она махнула рукой.
Патрик невесело улыбнулся.
– Вот и получается, что все равно я сам судьбе своей хозяин. Что ж… постараюсь суметь.
– Сила против тебя стоит великая, - медленно сказала старуха, снова забирая его ладонь. – Сумеешь ли совладать с ней – не ведаю. Надеюсь, что сумеешь. А еще, - она помолчала, - рядом с тобой любовь идет большая. Вот уж не знаю, чья – материна ли, сестрина ли или еще чья, но женская. Она тебя и защищает. Да тебе-то, наверное, - она лукаво взглянула на принца, - тебе-то лучше знать, а?
Патрик смутился.
– Как вам сказать…
– А ты не говори, - усмехнулась бабка, - только на ус мотай. Там-то, - она мотнула головой в сторону лежанки, - кто она тебе? Сестра, невеста?
– Ни то, ни другое. Мы бежали вместе. Друг, наверное.
– Друг – мужчина, а не женщина, - возразила Хая. – А девочка славная, такими не бросаются. Понимаешь?
Патрик молчал.
– Ну ладно, - заключила бабка, - не хочешь – не говори, дело твое. Ну, все ты узнал, что хотел?
– Д-да… да, наверное. Спасибо вам.
– Спасибо не за что говорить. Поздно уже, - старуха потянулась и встала. – Ложись-ка ты давай, отсыпайся, пока можно, а то на тебя смотреть страшно.
Вета выдралась из вязкого забытья лишь к вечеру второго дня. Открыв глаза, она с удивлением осмотрелась. Комнату пронизывали закатные лучи солнца, в которых плавали пылинки, в раскрытое окно заглядывали ветви берез.
– Где я? – хрипло спросила она, поведя глазами, и позвала: - Патрик!
– Я здесь, Вета, - твердые пальцы легли на ее руку. – Я здесь. Как вы себя чувствуете?
Она снова закрыла глаза. Все остальное неважно. Потом подумала и призналась:
– Есть хочу.
Это было давно забытое блаженство – лежать столько, сколько хочешь, глотать горячий отвар из трав и солонины, жевать хлеб – жевать, наслаждаясь каждой крошечкой. И не думать о том, что нужно сторожить ночью, о том, как замести следы и как найти хоть что-нибудь съедобное, как сберечь силы, которых оставалось слишком мало...
Патрик все это время пытался помогать бабке в нехитром ее хозяйстве, хотя та и ворчала на него:
– Проку от тебя, помощника… вон худой какой – кожа да кости. А свалишься если? Изыди отсюда, неслух. Притащу я сама эту вязанку, без тебя справлюсь… иди вон пожуй лучше чего-нибудь.
Вета, приподнявшись на лежанке, лениво следила за ними глазами. Временами принц ловил ее взгляд и слабо улыбался растрескавшимися губами.
На пятый день, когда и принц, и Вета окончательно пришли в себя, Патрик решил поохотиться. У бабки имелся старый, но исправный лук, оставленный, как выяснилось, каким-то охотником – в благодарность. За что была благодарность, Хая не сказала. Впрочем, нетрудно догадаться, что то наверняка был какой-то очередной бедолага, которого бабка, вероятно, так же выходила и поставила на ноги. Как бы там ни было, лук стрелял исправно, и запас стрел к нему имелся изрядный. Щедр, видно, был тот проезжавший мимо, если такое добро пожертвовал нелюдимой старухе.
– Я с им на куропаток охочусь, - похвасталась Хая.
– Вы и стрелять умеете? – удивился Патрик.
– А то! – гордо ответила бабка. – Хочешь – покажу? – Она с удивительной ловкостью натянула тетиву.
Вета хотела было отговорить Патрика от его затеи, но заметила, как загорелись его глаза – и промолчала. Руки принца истосковались по оружию, и когда пальцы его коснулись изогнутых плечей лука, сердце томительно отозвалось. Это было – как прикосновение руки друга, как светлый и свежий ветер из прошлого, из легкого и беззаботного времени, которое теперь вспоминалось как сон и очень редко.
– Видно, умеешь, - одобрительно заметила Хая, наблюдавшая за ним. – Давно не держал?
Не отвечая, Патрик присвистнул, разглядывая оружие.
– Что там? – спросила Вета, отрываясь от шитья.
В сундуке старухи нашлось старое платье, которое она пожертвовала Вете взамен ее окончательно разодранного о лесные сучья каторжного наряда. Вета подарку обрадовалась так открыто и счастливо, что бабка растаяла и даже заулыбалась. А Вета едва сдержала слезы. Как долго у нее не было своей одежды. Платье оказалось почти впору – и даже подходило к зеленоватым ее глазам.